— От нас можно откупиться, — доверительно произнес старший, — от отца Ионы — никогда.
— Вы пришли меня убить? — просипел Африкан.
Непрошеные гости дружно захохотали.
— Нет, пришли накормить тебя мармеладом, — отхохотавшись, сообщил старший. — Вот скажи, голуба, — старший передвинул кобуру набок, присел перед калмыком на корточки и доверительно глянул ему в лицо, — с какой стати ты решил отправиться к красным? У тебя что, поручение какое-нибудь к ним имеется? Или что-то еще?
— Ничего у меня нет, — просипел Африкан, — и вообще я не понимаю, о чем идет речь.
— Не понимаешь? — старший ехидно ухмыльнулся.
— Не понимаю.
Сабельный шрам на лице молодого тем временем потемнел, налился краской, Африкан поспешно отодвинулся, изобразил испуг, парень со шрамом это заметил, брезгливо раздвинул губы, будто перед плевком. Калмык смерил глазами расстояние до красноносого казака, который откололся от остальных и заглядывал теперь в котелок, где находилась недоеденная уха, по-собачьи шумно нюхая и восхищенно поцокая языком:
— Однако тут и хлебово вкусное есть!
До красноносого было далеко, не достать, но именно он представлял сейчас для Африкана наибольшую опасность.
— Значит, не хочешь сказать, с каким поручением ты идешь к красным? — старший стер со лба мелкие бисеринки пота, глянул на ладонь.
— Нет у меня никакого поручения, — Африкан энергично помотал головой, — и никаких красных я не знаю. Я домой иду, домой… Понимаете?
Молодец, украшенный шрамом, сожалеюще вздохнул — ну чего стоило человеку признаться? — убили бы тогда без всяких мучений, а сейчас ему придется страдать, харкать кровью… Он занес ногу для удара и с кряканьем саданул ею Африкана. Но нога цели не достигла, повисла в воздухе — молодому вояке даже показалось, что она остановилась сама по себе. В следующее мгновение он полетел на своего старшего напарника, тот неверяще взвизгнул и, задрав конечности, впечатался спиной в песок. Африкан перескочил через него и кулаком вогнал голову молодца, украшенного шрамом, в глубину куста.
Красноносый казак, приспособившийся уже было к котелку, онемел, держа «варево» в руках. Он словно не верил тому, что видел, нижняя челюсть у него отвалилась, стал виден нездоровый язык.
Калмык действовал стремительно, как когда-то на борцовском ковре. Все забытые приемы мигом вспомнились; стиснув челюсти, он нанес молодцу второй удар, услышал, как под кулаком у того треснули зубы, изо всей силы рванул пистолет, призывно торчавший у молодца из кобуры, ловко, будто фокусник, подкинул его в руке и выстрелил в старшего. Старший запоздало дернулся, закричал — пуля попала ему в живот. Африкан, обрезая этот крик, снова выстрелил, всадил вторую пулю этому человеку в голову. Пуля насквозь пробила череп, будто пустую деревяшку.