Колючий тон письма Дутова нехорошо удивил Чанышева, он резко обернулся — если бы засек чей-то взгляд, постарался бы немедленно разобраться с этим человеком. Но на него никто не смотрел.
«Ваши большевики озверели потому, что им будет конец, — писал дальше атаман. Тон письма был нервным. — У меня был один мусульманин с Кубани и передал письмо Врангеля. Содержание его не скажу. Деньги от Врангеля я получил. Врангель взял Екатеринодар, Владикавказ, Новочеркасск и Астрахань. Все казачьи войска с ним. Мы теперь имеем тесную связь, и надо сейчас не играть на две лавочки, а идти прямо».
Чанышев невольно усмехнулся: насчет того, что не годится играть на две «лавочки», атаман бесконечно прав… Только у атамана своя правота, а у Чанышева — своя. И словами ее можно выразить совершенно одинаковыми, повторяющими друг друга, а вот результат будет разный.
«Я требую службы Родине, — писал далее атаман, — иначе я приду, и будет плохо. А если кто из русских в Джаркенте пострадает — ответите Вы, и очень скоро».
Чанышев не сдержался, усмехнулся вновь — что-то уж больно грозно заговорил атаман. На самом же деле руки у атамана даже короче, чем он думает, и вряд ли ему когда-нибудь удастся поднять восстание, как это делал он еще совсем недавно, вряд ли сможет поджигать дома и убивать людей. Все это у атамана в прошлом. Одно настораживало — слишком уж отчетливо, даже назойливо звучали нотки недоверия в письме. А ведь оттого, будет ли верить атаман Чанышеву, зависит, станут ли впредь гибнуть земляки Касымхана или нет.
В кабинет к Чанышеву заглянул заместитель — рыжий бородатый казак из Конной армии Буденного, человек силы необыкновенной, рубака, весельчак, любитель абрикосового самогона. Как заместитель, буденовец был слабоват, а вот как рубака и тамада на застольях — очень хорош.
— Останешься за меня, — сказал ему Чанышев. — Я — к Давыдову.
— Что, обстановка осложнилась? — хриплым от вчерашней попойки голосом спросил рубака.
— Осложнилась, — коротко ответил Чанышев.
Давыдов находился на месте, он словно ждал Чанышева, стол перед начальником регистрационного пункта был чист — ни единой бумажки, ни одной соринки. Давыдов показал рукой на кресло:
— Садись, гостем будешь!
Чанышев сел, стукнул пальцами по столу.
— Я так понял, от нашего подопечного пришло письмо? — проявив проницательность, спросил Давыдов.
— Совершенно верно, час назад передали. Засомневался он во мне, вот что, товарищ Давыдов.
— Считай, что во мне он тоже засомневался, — Давыдов обреченно махнул рукой, жест был красноречив: пропащие, дескать, они с Чанышевым люди — но в следующее мгновение не выдержал, засмеялся: — Тебя это очень огорчает?