Горло ему сдавили чьи-то пальцы, он сделал несколько резких вдохов-выдохов, невидимое кольцо разжалось и соскользнуло с его глотки.
— Пли! — негромко выговорил он.
Окоп окутался резким, пахнущим скисшей серой дымом. Первая шеренга наступающих повалилась на землю.
— Пли! — вновь скомандовал Дутов.
На поле опять повалились люди, но от того, что два залпа уложили два десятка вражеских солдат, наступающих меньше не стало — наоборот, их стало больше, они бросками, шарахаясь из стороны в сторону, уходя от пуль, вскрикивая, стреляя ответно, приближались к линии, занятой пешим дивизионом. Плотные клочья резкого сизого дыма, зло кусающего глаза и ноздри, плавали над землей, прилипали к кустам; бабочек, всех до единой, словно ветром сдуло.
Дружно заклацали затворы перезаряжаемых карабинов.
— Пли! — в третий раз скомандовал Дутов.
Громыхнул залп, заставил вздрогнуть землю. Воздух сделался темным, неровным, с кустов полетели листья, затрепыхали неровными пятнами в пространстве.
Немцы продолжали наступать, их становилось все больше. Среди солдат, одетых в мышиного цвета форму, мелькали светлые, песочного тона мундиры австрийцев — судя по одежде, это была какая-то особая часть. Дутов поморщился, будто зубы ему свела затяжная боль, просипел натужено, давясь ядовитым дымом:
— Пли!
Человек восемь наступающих кувырком покатились по земле. Казак рядом с Дутовым застонал и ткнулся головой в бруствер. Дутов поспешно перехватил его карабин.
— Пли!
Надо бы перевязать казака, но не до этого — вначале нужно отбить атаку. Казак захрипел, вывернул голову. Дутов увидел блестящий, прикрытый намокшей от крови косой челкой глаз, красные зубы. Он передернул затвор, выстрелил, просяще тронул казака пальцами за погон:
— Браток, не умирай!
Казак продолжал хрипеть. Изо рта у него полилась кровь.
— Пли! — вновь скомандовал Дутов.
В грохоте залпа он неожиданно услышал, как на правом фланге захлебнулся и умолк пулемет. Дутов встревоженно приподнялся над бруствером.
Австриец, бежавший прямо на него, на ходу вскинул винтовку и выстрелил. Горячий воздух опалил Дутову ухо — пуля прошла слишком близко от головы, — войсковому старшине даже показалось, что на макушке затрещали волосы. Он придавил рукой фуражку и выстрелил ответно. Австриец открыл рот, выронил винтовку и понесся по воздуху плашмя. Через несколько мгновений он приземлился, воткнувшись головой в труп, дернулся, затем свернулся, будто маленький ребенок, калачиком и затих. Пуля Дутова угодила ему в сердце.
Войсковой старшина рассчитывал, что атака немцев вот-вот захлебнется, угаснет и швабы вместе со своими наперсниками-австрияками откатятся назад, но не тут-то было — из поредевшей, облезшей от винтовочного жара гряды кустов вылезали все новые ряды вражеских солдат.