— Это ты… чего это? — осторожно спросил я.
— Так в тебя и правда стреляли! — всхлипнула она и, притянув мою башку к себе за уши, поцеловала в лоб.
— Ну, да, — сказал я. — Я же рассказывал.
— Я не думала, не могла представить, что это правда. А тут как увидела эту фару — меня как огнем обожгло: ведь пуля могла тебе в голову попасть!
— Могла, наверное, — согласился я. — Но ведь не попала же. И вообще о таких вещах лучше не думать. Пойдем-ка наверх.
Я взял ее под руку и потащил за собой к квартире Четырехглазого. Стоять у подъезда и держать на груди прекрасную, но заливающуюся слезами шатенку, которая, к тому же, периодически выкрикивает что-то о стрельбе, мне совсем не улыбалось. И без того все соседи — и уж тем более соседки — наверняка искоса смотрели на овдовевшую Любаву и осиротевших пацанят, словно это они были виноваты в смерти мужа и отца. Так к чему провоцировать людей на еще большую подозрительность?
Как я и предполагал, тело Четырехглазого собирались выносить из квартиры. Снять фойе какого-нибудь ресторана или кинотеатра у вдовы не хватило денег, а у третьего таксопарка — желания.
В общем, когда я, ведя Розочку за собой, подошел к нужной двери, мои уши наполнились невнятным гундежом, идущим из-за нее. Я позвонил.
Дверь открылась. На пороге стоял Ян. Он, по мере рассасывания следов избиения, все более хорошел.
— Здорово, — сказал я. Но, прежде чем успел шагнуть внутрь, дверь резко захлопнулась. Этого момента я как-то не просчитал.
— Чего это он? — удивилась Розочка.
— А я им ничего про охоту не говорил. Они все думают, что я струсил и засел дома, оставив проблему на их хрупких плечах.
— А почему?
— А потому что я им ничего про охоту не говорил, — повторил я.
В этот момент за дверью послышались голоса, переговаривающиеся явно на повышенных тонах, — причем один из голосов был женским, а второй мужским, — и вход для меня и Розочки снова оказался распахнут. На сей раз дверь открыла хозяйка дома. Увидев, что я еще не ушел, она явно обрадовалась, кинулась мне на грудь, всхлипнула пару раз и, дождавшись утешительного движения моей руки по ее волосам, убежала куда-то в кухню.
Ян стоял в дверном проеме между залом и прихожей, злой и непреклонный. На меня он старался не смотреть.
Все так же придерживая Розочку под локоть, я вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и огляделся. Гроб с телом краснел из залы, но дорогу туда закрывал Ян. Если он действительно решил не пустить меня попрощаться с Четырехглазым, то это было верхом идиотизма с его стороны. Зная меня, мог бы и догадаться, во что это может вылиться.