– Итак, – раздался позади голос двенды. – Доволен? Теперь у тебя есть все, чего ты хочешь?
Рингил не обернулся.
– Ты посадишь нас на хорошего коня, укажешь дорогу на Трелейн и позволишь уехать на целый день из этой сраной дыры. Тогда, может быть, мы поговорим о выполненных обещаниях.
– Конечно. – Он услышал звук, с которым Ситлоу оторвался от стены, выпрямился и скользнул ближе, встал за спиной. От его голоса, безжизненного и холодного, у Рингила зашевелились волосы на затылке. – А почему бы нет? Ведь тебя тут больше ничего не держит?
– Ты сам это сказал.
Рингил направился к воротам при свете молний, чуть напрягшись, потому что нести Шерин оказалось тяжелее, чем он ожидал, когда впервые поднял ее. Какая-то вечно беззаботная его часть припомнила времена, когда он мог сражаться весь день в полном доспехе и к вечеру не валиться с ног, и ему даже хватало сил, чтобы пройтись по лагерю, поговорить с новобранцами и подбодрить их перед завтрашней бойней, рассказать о победе, в которую он не верил, и разделить с ними жестокие, грубые шутки о деньгах, ебле и членовредительстве, будто он и впрямь находил их забавными.
«Тогда ты был лучшим человеком, Гил? Или просто лучшим лжецом?
Ну, ягодицы и живот у тебя были более подтянутыми. А плечи – шире и крепче.
Может, этого им хватало, как и тебе».
Он вышел за ворота, угрюмо отворачиваясь от голов в воде у забора. Ему это почти удалось. Но стоило просчитаться, искоса взглянуть не туда, и краем глаза он зацепил отчаявшееся, грязное лицо женщины у самого порога. Он отвернулся, прежде чем успел рассмотреть что-то еще, кроме изборожденной дорожками слез щеки и беззвучно бормочущего рта. Он так и не встретился с ней взглядом.
И двинулся дальше, сквозь болото и тускнеющий свет, неся на руках Шерин, которая становилась все тяжелее, бок о бок с Ситлоу, холодным и отрешенно-прекрасным – они втроем выглядели символическими персонажами из какого-нибудь раздражающе пафосного моралите, чье изначальное назидание исказили и переврали, утратили, и теперь ни зрители, ни актеры понятия не имели, что за хрень происходит на сцене.
* * *
На юго-западной окраине болота окрестности постепенно стали менее враждебны к людям и, видимо, прочим живым существам. Сперва их время от времени кусали комары, а на заболоченных участках тропы вокруг сапог вздымались редкие облачка мошкары. Затем сквозь тишину начало медленно просачиваться пение птиц, и вскоре после этого Рингил стал замечать их самих, сидящих или прыгающих на ветвях и поваленных стволах деревьев. Вода все больше отказывалась от своих непредсказуемых притязаний на землю, перестала сочиться из нее при каждом шаге, все чаще ограничиваясь протоками и впадинами. Тропинка, по которой они шли, затвердела, вездесущая вонь стоячих прудов теперь налетала лишь изредка. Земля поднялась и пошла волнами; звук текущей по камням воды возвестил о ручьях. Даже небо будто просветлело, когда грозная буря на какое-то время уползла в другое место.