Рингил вскочил с кровати, будто увидел среди простыней скорпионов. Последние остатки приятных воспоминаний испарялись, как дым. Он уставился на Милакара сверху вниз и внезапно ощутил острое желание смыть с себя чужой запах.
– Я иду домой, – тусклым голосом произнес он и принялся рыскать по комнате, собирая с пола одежду.
– С ними двенда, Гил.
Бриджи, рубашка, скомканные рейтузы.
– Да-да, конечно.
Милакар наблюдал за ним некоторое время, потом внезапно прыгнул с кровати прямиком на спину, как ихельтетский боевой кот. Обхватил руками, навалился всем телом, стремясь перевернуть, и они прижались друг к другу, как бойцы на арене. Ревущее эхо танца обнаженной плоти, который оба уже исполнили на кровати. Острый запах Миляги и пыхтение сильного уличного бойца.
В другой раз это могло бы затянуться. Но разум Рингила еще бурлил от гнева, досада вынудила мышцы напрячься, а закаленные и отточенные годами войны рефлексы нашептали голосами сирен, как поступить. Он разбил захват Милакара со свирепостью, о которой успел забыть, и ответил ударом по-ихельтетски, так что противник свалился на пол, точно безвольная кукла. Рингил приземлился на него, придавил. Из легких Милакара со свистом вырвался весь воздух, яростное бойцовское пыхтение прекратилось. Рингил закончил, ткнув одним большим пальцем Миляге в рот, а другой прижав в дюйме от его левого глаза.
– А вот подлостей не надо, – прошипел он. – Я не мальчишка с мачете и прикончу тебя.
Милакар кашлял и барахтался под ним.
– Пошел ты! Я помочь хочу. Послушай: в Эттеркале двенда!
Их взгляды встретились. Секунды растянулись.
– Двенда?
Глаза Милакара сказали «да» – по крайней мере, он в это верил.
– Ты хочешь сказать, гребаный олдрейн? – Рингил вытащил палец из-за щеки Милакара. – Самый натуральный, Хойран свидетель, Исчезающий – прямо здесь, в Трелейне?
– Да. Это я и пытаюсь тебе сказать.
Рингил слез с него.
– Ты несешь ахинею.
– Спасибо.
– Ну, или так, или ты переусердствовал, покуда курил собственный запас.
– Я все видел собственными глазами, Гил.
– Их не спроста назвали Исчезающими, Миляга. Этого народа больше нет. Даже кириаты их помнят только по легендам.
– Да. – Милакар поднялся. – А до войны никто не верил в драконов.
– Это не одно и то же.
– Тогда объясни мне одну вещь. – Миляга протопал через спальню к вешалке, где висели роскошные кимоно в имперском стиле.
– Что объяснить? Какой-то мошенник-альбинос, актеришка, не пожалел теней для глаз, и вы принялись мастерить охранные амулеты да прятаться по углам, как орава маджакских пастухов во время грозы.