Лекари Флараднама не спасли.
А чуть ниже по склону горы под дождем уныло ютились сломленные останки экспедиционного корпуса, чьи кольчуги и некогда яркие мундиры казались на фоне ландшафта порослью разнородной плесени. Стоя в дверях палатки и прислушиваясь к сдавленным крикам и кухонному скрежету хирургических инструментов за спиной, Рингил устремил пустой взгляд на ливень, гадая, как выполнить желание Флараднама. Кириатские боевые машины они потеряли – бросили во время стремительного отступления. Раненые и умирающие исчислялись сотнями. Ящеры наступали.
От Виселичных Вод их отделял тяжелый двухдневный поход на Юго-Восток, через гористую местность с крутыми, открытыми склонами.
«Не давай им покоя».
«Итак. Ничего не меняется, да, Нам?»
Заставить раненых стражников очухаться и подняться, преуменьшить явно серьезный вред, который им нанесла стычка с Дарби. Напоить холодной водой из колодца во дворе Шалака, одобрительно похлопать по спине. Переправить весь взвод – посреди внезапной толпы доброжелателей, стремящихся тоже похлопать кого-нибудь по спине или просто поглазеть – в таверну на другой стороне улицы. Пусть вино течет рекой, причем такой полноводной, чтобы никто оттуда не ушел. Заказать музыку. Потягивать омерзительную выпивку, которую хозяин таверны считает лучшей, пришпилив к лицу улыбку. Смотреть, как к компании плавно подбираются шлюхи, словно кошки к объедкам. Играть роль аристократа-благодушного-к-простолюдинам, пока воспоминания и яростное желание подраться не потускнеют и не растворятся на фоне общего веселья.
Уйти.
Рингил ускользнул, когда начались песни; выбрался на улицу, где от реки украдкой поднимались мягкие синие сумерки. В небе во всем великолепии мерцала Лента. Широкая улица почти опустела, вечернее спокойствие тревожили только немногочисленные спешащие домой горожане да фонарщики с лестницами. По сравнению с шумом и духотой таверны, было прохладно и тихо. Рингил пересек улицу, возвращаясь к магазинчику Шалака, и увидел, что Дарби сидит на пороге ссутулившись. По пути к ветерану он наклонился, подобрал брошенную дубинку и рассеянным движением ловко крутанул ее в руке.
– На память? – спросил, протягивая оружие.
Дарби покачал головой и погладил палицу, которую держал между коленями, упирая в плечо, словно голову сонного ребенка.
– Останусь со Старушкой Лурлин. Она меня много раз спасала.
– Справедливо.
– Я перед вами в большом долгу, благородный господин. За вмешательство. Они же меня почти уделали. – Он коснулся окровавленного лица, на котором проступили синяки. На пальцах остались сгустки крови. Дарби поморщился. – Да-а. Мне здорово досталось, и, кажись, ребра опять сломаны.