Сняв с плиты закипевший кофейник, я заварил кофе и, оставив его на столе остывать, прошел к телефону. Пару раз попал не туда, — поскольку телефоном знакомого мента не пользовался уже довольно давно, а с памятью хреново, — но в конце концов услышал в трубке хмурый голос:
— Советский райотдел.
Лаконично донельзя. Впрочем, он никогда особой велеречивостью не отличался.
— Николай Васильевич? — на всякий случай уточнил я.
— Ну?
— Это некто Мешковский вам звонит. Помните такого?
— Здравствуй, некто Мешковский, — проворчал он. — Что, опять во что-то влип? Стал свидетелем группового изнасилования депутата Государственной Думы политическими оппонентами?
Я хрюкнул, представив картину, но разочаровал его. И поведал о том, что, собственно, со мной приключилось.
— Да, Мешковский, — протянул он, когда я заткнулся. — Я в своей жизни многое видел. Я даже боцмана видел, который «Анну Каренину» от корки до корки три раза перечитывал, хотя при этом и не понял, зачем она под поезд кинулась. Но такого мудака, как ты, еще поискать надо. Как у тебя это получается? Постоянно в каком-то дерьме. Мне бы твое везение — я бы давно генералом был.
— А давай меняться, — предложил я. — Я тебе — свое везение, а ты мне — бутылку пива. Мне много не надо, я не жадный.
— Договорились, — хмыкнул он. — Ты зачем мне звонишь?
— Слушай, Николай Васильевич, — осторожно проговорил я. — Это дело передали какому-то Зуеву, а он вбил себе в голову, что я — наводчик.
— Нашел новость! Я тебя при нашем знакомстве тоже поначалу в подозреваемые записал.
— Но ты же меня свободы не лишал. А Зуев, натурально, очень хочет. А я не хочу свободы лишаться. У меня в неволе ноги потеют и прыщики вскакивают. Что за птица этот Зуев?
— Зуев, — Николай Васильевич покатал фамилию следователя на языке, словно опробуя на вкус, и сообщил: — Плохи твои дела, Мешковский. Зуев — это тебе не я. Я вредный, но отходчивый. А Зуев не отходчивый. Просто вредный и липкий, как репей. Если вбил себе в башку, что посадит тебя, то посадит, можешь быть спокоен.
— Да я спокоен, — растерянно пролепетал я.
— Это хорошо, — одобрительно заметил он. — Значит, теперь неторопливо, без суеты, можешь собрать все самое необходимое и вызывать «воронок» — пусть везут в СИЗО, все равно тебе его не миновать.
— Что, все так плохо?
— Хуже, чем ты думаешь. Он же, ко всему, у нас еще и пионер, всем ребятам пример. У него самая высокая раскрываемость в районе. Потому что если в кого-нибудь вцепится, обязательно что-нибудь нароет. Репей, говорю же. Я тебе даже больше скажу, Мешковский — если у него пасьянс не сходится, он может и из другой колоды картишку-другую взять. Сечешь?