Стал он по ночам, веревочкой этих гусей двигая, запускать их с крыши в слуховое окно сокровищницы царя Бахубалы, а они, ухватывая клювами украшения, возвращались в дом моего брата. Он эти украшения продавал и веселился с гетерами. Вот так-то он днем ли ночью ли грабил цареву сокровищницу, и хоть отговаривал я его, он меня не слушал и продолжал наслаждаться. Если кто увлекся гетерами, тот дороги не разбирает — хорошая ли, дурная, ему все одно. Смотритель сокровищницы, по ночам крепко замкнутой, никогда мышей не ведавшей, а все же что ни день обкрадываемой, перетревожился и как-то раз, страхом без меры измученный, пошел к царю и все тому рассказал.
А царь, чтобы все подлинно разведать, поставил у сокровищницы кроме него еще и других сторожей бодрствовать в ночи. Когда наступила ночь, увидели они, как сделанные моим братом гуси на веревочке, через слуховое окно забрались в сокровищницу и оттуда выбирались, неся в клювах украшения. Схватили их, веревочку оборвали и понесли царю показать. А когда это случилось, сказал мне брат с опасением: «Поймали, брат, моих гусей сторожа у сокровищницы, потому что ослабла веревочка и механизм испортился, и нужно нам обоим бежать отсюда! Поутру царь, узнав обо всем, велит нас схватить, как воров. Ведь только мы оба известны здесь как делающие механизмы. Есть у меня воздушный корабль, который от одного поворота рукояти летит целых восемьсот йоджан. Давай полетим с тобой на чужбину горькую. И что это я, злоумный, тебя не послушался! Разве будет кому счастье, кто дурные дела вершит и добрым советом пренебрегает?! Вот и созрел плод зла, от которого и тебе безвинно вкусить приходится». Сказал так мой брат Пранадхара и взошел на воздушный корабль со всем семейством своим. А я на тот корабль не взошел — уж очень много людей на нем и разве улетел бы он далеко? Когда же унесся ввысь Пранадхара, по заслугам так прозванный, ибо воистину во все он мог жизнь вдохнуть, я на заре, опасаясь царского гнева, взошел на другой корабль, мной самим изготовленный и движимый ветром, и тотчас же унесся на двести йоджан, а еще повернул я рукоять, и еще двести йоджан промчался мой корабль, пожирающий небесное пространство. Затем, опасаясь близости моря, оставил я воздушный корабль и пошел пешком. И вот дошел я до этого заброшенного города. Из любопытства, божественный, вступил я в царский дворец, полный богатых одежд, украшений и всего прочего, царям приличествующего, а когда настал вечер, пошел в сад и омылся в пруду, поел плодов, улегся на царское ложе и стал ночью в одиночестве размышлять: «Что буду я делать здесь в безлюдье? Куда мне утром идти? Царя Бахубалы здесь бояться не приходится!» С такими мыслями я заснул, а когда ночь была уже на исходе, явился мне божественного облика муж, восседающий на павлине, и так сказал: «Тебе, любезный, следует здесь остаться и никуда больше не ходить. Когда же наступит час трапезы, надлежит тебе оставаться в среднем покое». Так этот муж сказал и исчез, а я тут проснулся и подумал: «Видно, сам Кумара построил этот прекрасный и хорошо устроенный город! Видно, благодаря добрым моим делам в прошлом рождении оказал он мне милость и явился во сне, и потому останусь я здесь — будет мне тут удача!» Укрепившись в этих своих мыслях, встал я и занялся дневными делами, а когда пришло время трапезы, поднялся в трапезную, а там на подносах да на блюдах заранее приготовленных, откуда ни возьмись появились и кислое молоко, и рис, и прочие кушанья. Подумал я, подумал и решил, что для меня, видно, все это приготовлено, и, съев приготовленное, почувствовал я себя, божественный, очень счастливым. Вот так, повелитель, стал я каждый день проводить в этом дворце, подобно царю, всем наслаждаясь. Только вот не было у меня ни жены, ни свиты, и потому создал я всех этих искусственных людей. Так вот, сюда попав, хоть и плотник, а действую, как единственный раджа, — недаром мне судьба определила имя Раджйадхара, опора царства — и истинно наслаждаюсь я царскими радостями. В этом, богом созданном городе нынче отдохни, почитаемый, сколько надобно, а я всем, чем могу, тебе услужу».