Что и говорить, мастеровит да запаслив был Ратша. И оружие с собой принес да сохранил, и пещерку выкопал, и утваришку какую-никакую соорудил… И плодами-ягодами обзавелся, и травами целебными да лечебными разжился — пригодились заветы старых людей. Даже с медовыми сотами расстарался. А вот о гребне, чтобы власы расчесывать, как-то не подумал. Потому омыть лик да тело мог, а волосы обиходить приходилось лишь собственной пятерней. Топором гребень не смастерить. Да и ножом тоже… Потому все больше зарастал власами да кудлатился изгой Ратша.
Взглянет ненароком в гладь водную, в заводь ручейка либо в котел с водицей, и отпрянет тут же, скривив в ироничной ухмылке рот: «Лешак, чистый лешак! Либо брат лешака».
Сказать по правде, нечисть лесную, лешаков да кикимор, Ратша ни разу не видел. Но многажды чувствовал их цепкий пристальный взгляд на себе. Впрочем, только стоило ему резко оборотиться на взгляд этот, а там уж ничего и нет. Одни веточки, да сучки с пеньками трухлявыми из зыбкого лесного марева выпячиваются.
«Не задирают, не замают — и то ладно, — скажет сам себе Ратша по такому случаю да и давай свои дела дальше продолжать. — Нечего на чужое пялиться. Особливо, когда это чужое само не желает из мира Нави в мир Яви под собственной личиной являться».
И до изгойства Ратша молитв да заговоров разных не чурался. Не зря же шла про него молва в роду, что с духами общается, на короткой ноге с ними живет. А уж с изгойством так вообще без них не обходится. Шепчет да шепчет. А почему и не шептать, когда с ними любое дело спорится да ладится?..
Когда же на охоту соберется, то обязательно Зеване жертву принесет. Хоть хвостик зайчишки косоглазого, хоть лапку глухаря либо тетерева. А как же?! В бору Зевана завсегда заботу за живность имеет. И за птицу малую, и за лося — великана сохатого. Не пожелает богиня лесная — ни птица, ни зверь добычей не станут. Силки не захлестнутся, стрелы мимо пролетят. Мало того, сам охотник может в дичь превратиться, которого ни то что волк либо медведь подрать могут, но и косуля рогом забодает, и заяц задней лапкой лягнет — поранит.
Потому-то Ратша и относит жертвенную дань Зеване, и оставляет на ветке одиноко растущего древа. Чтобы издали было приметно. А уж возьмет ли эту дань Зевана или только взглядом коснется, так это ее дело. Тут Ратша ей не указ. Главное, что потрафил, ублажил…
Нет, Ратша не видел лесную красавицу Зевану. Как-то не довелось.
Только седовласые старики с выцветшими от многих лет очами сказывали, что это дева красы неписаной. Власы златые до самых пят. Чаще — по плечам распущены, реже — в косу заплетены. Летом на ней платье светлое да прозрачное, что каждый изгиб стройного тела видать, каждую округлость-выпуклость. Зимой — шуба белая заячья с воротником немалым из соболей да куниц. Рукава оторочены мехом горностая. На голове — корона в летнюю пору, в зимнюю — шапочка меховая с оторочкой. В шуйце — лук. Десница же либо стрелу сжимает, либо цветком лазоревым играет. За плечами-раменами колчан со стрелами.