— Некоторые. По существу, я продаю ностальгию.
— Ностальгию, — кивнул он. — Продавец подержанной ностальгии.
— Мне просто понравилась эта машина, Солли, — подал голос Полмисано. — Неужели мне не может понравиться машина?
Коллизи словно и не слышал его.
— Вы — Которн, — обратился он ко мне. — Эдвард Которн. Красивое имя. Английское?
Я пожал плечами.
— Мы не увлекались изучением нашей родословной. Наверное, среди моих предков были и англичане.
— А я — итальянец. Как и Полмисано. Мой отец был чернорабочим, не мог даже говорить по-английски. Его — тоже, — он кивнул в сторону Полмисано.
Я бы дал им обоим лет по шестьдесят, плюс-минус два года, и Полмисано, несмотря на его странно изогнутую левую руку, не показался мне немощным стариком. Скорее наоборот, он был силен, как вол. Длинное лицо, рот с широкими губами, тонкий голос совершенно не вязался с ними, крючковатый нос над волевым подбородком, черные, часто мигающие глаза.
— Вы что-то продаете, — спросил я, — или просто зашли, чтобы укрыться от дождя?
Коллизи бросил окурок на пол и растер его в пыль начищенным черным ботинком.
— Как я упомянул, мистер Которн, я — итальянец, а итальянцы придают большое значение семье. Дяди, тети, племянники, даже двоюродные и троюродные братья. Мы стараемся держаться друг друга.
— Поддерживаете тесные отношения.
— Вот именно. Тесные отношения.
— Может, вы из страховой компании? Это только предположение.
— Эй, Полмисано, ты слышал? Из страховой компании.
— Я слышал, — Полмисано широко улыбнулся.
— Нет, мы не имеем никакого отношения к страховым компаниям, мистер Которн. Мы лишь оказываем услугу одному моему другу.
— И вы думаете, что я могу помочь?
— Совершенно верно. Видите ли, мой друг живет в Вашингтоне и с годами не молодеет. Не то, чтобы он старик, но возраст уже солидный. А из всех родственников у него остался только крестник.
— Только он один, — подтвердил Полмисано.
— Вот-вот. Только он один, — продолжил Коллизи. — У моего друга процветающее дело, и естественно, что он хочет оставить его близкому человеку, раз уж родственников нет, а из близких у него только крестник, которого он никак не может найти.
Коллизи замолчал, разглядывая меня сухими глазами. Когда он говорил, уголки его тонкогубого рта резко опускались. На правой щеке белел шрам.
— А я, по-вашему, знаком с этим крестником? — спросил я.
Коллизи улыбнулся, во всяком случае, я предположил, что это была улыбка. Уголки его рта поползли вверх, а не вниз, но губы он не разжал, полагая, что вид его зубов не доставит мне удовольствия.
— Вы с ним знакомы.