— Ничего не сломано?
— Я думаю, нет. Я осмотрел вас и ничего не заметил. По голове он вас не бил, поэтому вы, скорее всего, обошлись без сотрясения мозга, если только не получили его, стукнувшись о трап, когда я стаскивал вас в катер.
Я медленно сел и потер руками глаза. Правая рука болела, но слушалась. Острая боль в животе едва не складывала меня пополам, когда я хотел глубоко вздохнуть. Он, должно быть, бил меня по ногам, потому что я их не чувствовал.
— Как же мне плохо, — признался я.
— Хотите выпить? — спросил Нэш.
— А у вас есть?
— Немного шотландского. Но смешивать не с чем.
— Давайте сюда, — я глотнул виски, но оно тут же вышло обратно.
— Со спиртным придется подождать, — вздохнул я, вновь вытерев лицо влажным полотенцем.
— Может, вам обратиться к доктору?
— Я вызову его в отеле.
Нэш послал сторожа за велорикшей. Тот вернулся через десять минут, и вдвоем они помогли мне подняться на набережную. Сторож на прощание улыбнулся мне, спустился вниз, обмотал веревку вокруг большого пальца ноги и свернулся калачиком, отходя ко сну. С помощью Нэша я забрался на сидение. Нэш сел рядом.
— Я сойду у Толстухи Анни. Если только вы не хотите, чтобы я проводил вас до отеля.
— Нет, доберусь сам. Я и так доставил вам немало хлопот, — сунув руку в карман, я нащупал бумажник. Достал его, раскрыл, вытащил пять двадцатидолларовых купюр, подумав, добавил шестую. — Возьмите. Вы их отработали.
Нэш взял купюры, сложил, убрал в нагрудный карман.
— Сачетти и вправду что-то украл у своего крестного? А что это за три человека, которые должны прилететь из Лос-Анджелеса?
— Вы действительно хотите знать об этом? — спросил я.
Он посмотрел на меня.
— При здравом размышлении, я прихожу к выводу, что нет. Какое мне до этого дело. Но вот что я хочу вам сказать. Вы — счастливчик.
— Почему?
— Ну, вам же ничего не сломали.
— Поэтому меня можно считать счастливчиком?
— Это, во-первых, а во-вторых, вам повезло, что Сачетти не было дома.
— А если б он был?
— Тогда, будьте уверены, вы бы не отделались так легко.
Я уже проснулся, когда в мою дверь постучали. Я проснулся так рано, часы показывали только восемь, потому что болела голова, живот отзывался на каждый вдох, а по ногам словно проехал грузовик.
Молодой доктор-китаец, перебинтовав мне ребра, мимоходом заметил: «У вас очень низкая чувствительность к боли, мистер Которн. Чем вы зарабатываете на жизнь?»
— Я — поэт.
— А, тогда все понятно.
Стук не прекращался, поэтому я прокричал: «Одну минуту», — и стал выбираться из постели. По наивности я не предполагал, что для этого требовалась тщательная подготовка. Не помешали бы и умудренные опытом консультанты. Предстояло найти способ наиболее безболезненного отбрасывания простыни. Разработать методику касания ногой пола. А уж последняя задача: пересечь комнату и открыть дверь и вовсе казалась неразрешимой.