— Я тебе, Митяй, что хочу сказать, — заговорил Бастрыков, припомнив наказ секретаря волкома и зная горячность парня. — Ты у Порфишки сильно не воспламеняйся. Все едино он нашу правду не примет, не стоит на него хорошие слова тратить. Нам нужно все его нутро высмотреть, ну и прощупать, как он к нам относится, не начнет ли показывать зубы.
— Лады, Роман. Уж если он, кобелина бесхвостый, заедаться сам начнет, тогда не стерплю, дам ему в самую переносицу.
Митяй с такой силой рванул гребень, что лодка, качнувшись, стремительно повернулась поперек течения, а вспененный бурун воды покатился, кружась и всплескиваясь.
— От такого удара, Митяй, не то что переносица — голова на месте не удержится, — засмеялся Бастрыков, поворачивая веслом лодку на прежнее направление.
Митяй удовлетворенно крякнул, а сидевший на носу лодки Алешка закатился восторженным смехом.
Ни у лестницы на берегу, ни вверху возле дома коммунаров никто не встретил. Сунулись в калитку — заперта, как забита. Слышно было, как во дворе мечутся привязанные на цепи собаки, рычат, лают с надсадным хрипом.
— Что они, вымерли все, что ли? — в нерешительности сказал Митяй, вопросительно посматривая на Бастрыкова.
— А мы попробуем постучать в окно. — Бастрыков подошел к дому, начал дубасить кулаком в раму.
— Эй, хозяева! Живые вы или мертвые?! Встречайте гостей!
К окну никто не подошел, но во дворе послышался тонкий, пронзительный голосок:
— Пальма, Полкан, цыц вы!
Собаки взвизгнули, приутихли. Загремел засов у калитки, она раскрылась, и коммунары увидали светловолосую девчонку примерно Алешкиных лет. Она была босой, в ситцевом пестреньком платьишке с синей заплаткой на животе. Доверчивым, открытым взглядом голубых, чуть косящих глаз девчонка осмотрела коммунаров.
— Здравствуйте, дяденьки. Проходите, собаки не тронут. Я их в хлев посадила.
— А хозяин дома? — спросил Бастрыков, переступая порог калитки.
— А вон сам дедка идет.
Через двор не спеша шагал приземистый, круглоголовый человек. Он был в сапогах, в черных брюках, свисавших на голенища, в просторной рубашке под шелковым пояском. Рукава рубахи закручены выше локтя, кисти рук в крови. Он шел, приподняв руки и как бы неся их на некотором отдалении от себя.
— Надюшка, а ну-ка быстренько спроворь мне воды и мыла, — сказал хозяин и, оглядев вошедших коммунаров, объяснил: — Бычка зарезал. Кстати вы, товарищи, прибыли! Свежинки отведаете!
Надюшка молниеносно принесла большой ковш воды и, подав деду кусок черного мыла, принялась лить на руки непрерывной струйкой. Потом она так же проворно унесла ковш и мыло и подала полотенце.