— Давай не будем начинать такое, — резко сказал я ему. Но он улыбнулся мне так сияюще и так невинно, стуча зубами, что я засмеялся, ласково хлопнул его по заднице и пустил из крана воду, столь холодную, что непонятно, как она вообще могла течь.
А в комнате было так холодно, что мы не слишком долго задумывались, что надеть на прием к Моизи. Мы просто натянули на себя все, что сбросили вчера вечером у кровати.
— Моизи будет недовольна, что мы не одеты, — сказал Чарли.
— Не думаю, что она вообще заметит. Надень свитер, мой шарф и армейскую куртку.
— Да, мамочка. — На этот раз он с охотой согласился на мое предложение, так как того, что он носил, не хватило бы, чтобы согреться ни в комнате, ни на улице.
— Нежилая квартира! — сказал я, обведя взглядом наше жилище. И тут я должен покаяться в грехе неоконченных предложений, стилистической особенности моих рукописей, которая больше всего раздражала редакторов тех журналов, куда я посылал свои работы.
— Ну что, бежим?
Но мне пришлось ждать его еще целую минуту наверху лестницы, пока он дурачился со своими золотисто-рыжими волосами до плеч. Из-за фанеры раздался его голос:
— Они слишком длинные, мне осталась только одно — лошадиный хвост.
— Ебать я хотел твои волосы.
— А почему бы и нет, — засмеялся он. — Это единственное место, куда ты еще меня не имел.
И вот мы спускаемся по лестнице, наше дыхание свистит, вылетая изо рта, и клубится паром, как у лошади, пока мы не выходим за дверь.
— Зачем Моизи устраивает этот прием?
— Чарли, ты же слышал ее вчера вечером. Она сказала, что он нужен, чтобы сделать объявление, и она сказала, что хотя оно вообще-то никого, кроме нее, не касается, она хочет сделать его публично.
Вообще нельзя одновременно говорить и бежать так, как мы бежали со склада у доков к дому Моизи на Бликер-стрит, и детально обсуждать такие вещи: так получилось, что Чарли был на полквартала впереди меня, прекрасный маленький скакун с золотой гривой. Я мог слышать, как стучат его башмаки, и как раз или два он громко вскрикивал, что, наверное, типично для техасских пастбищ, иногда он так же с криком вскакивал во сне, а иногда издавал такие звуки по причине, в которую я не хочу углубляться.
Парадная дверь у Моизи была приоткрыта, но самой леди не было в ее обиталище — единственной большой комнате, находившейся в конце длинного узкого коридора (который мы называли ее маточной трубой в мир).
Мы вошли туда и обнаружили, что она купила две двухлитровые бутылки французского вина — одну белого и одну красного, буханку хлеба, бутылочку (крошечную) дешевого соуса, баночку копченых устриц и баночку сардин.