До меня донеслось бормотание. Компания вот-вот должна была завернуть за угол, я зашевелился, вжался в стену, пока процессия надвигалась на меня. Мои органы чувств просканировали пять бесед, уловили шепот Шриваставы, адресованный Банзалу, его парламентскому секретарю:
— Если бы я знал, что Макоули поддерживает нас.
Эндрю Дж. Макоули, президент Соединенных Штатов Америки. Вот и ответ.
— Если бы мы смогли заключить сделку о продаже всего произведенного продукта в обмен на частичную ратификацию Акта Гамильтона, — произнес я голосом высоким, чистым и пронзительным, будто птичий крик.
Свита премьер-министра проскочила мимо, но Сатья Шетти, пресс-секретарь, обернулся с грозным видом, чтобы испепелить болтливого выскочку-стажера. Он увидел девятилетнего ребенка. Он онемел, выпучив глаза. Он заколебался. Это колебание остановило всех. Премьер-министр Шривастава повернулся ко мне. Глаза его округлились, и зрачки расширились.
— Очень интересная мысль, — произнес он, и я знал: он понял, проанализировал и принял предложенный мною дар. Советник-брахман. Странный ребенок-ученый. Дитя-гений, малолетний гуру, маленький бог. Индия обожала их. Золотое дно для пиара. Его свита расступилась, и он шагнул ко мне: — Что вы здесь делаете?
Я пояснил, что стажируюсь у министра Пареха.
— И теперь вы хотите большего.
Да, я хотел.
— Как вас зовут?
Я назвался. Он кивнул:
— Да, свадьба. Помню. Значит, политическая карьера, верно?
Именно так.
— Вы, конечно, не откажетесь от лидерства.
Мои гены не позволят мне. Моя первая политическая ложь.
— Да, с идеями нынче у нас негусто. — С этими словами он отвернулся, свита сомкнулась вокруг него, и они устремились дальше. Сатья Шетти наградил меня злобным взглядом, и я выдержал его, пока пресс-секретарь не отвел глаза. Я еще увижу, как он сам и все его труды обратятся в прах, в то время как я буду по-прежнему молод и полон энергии. Когда я вернулся к своему столу, там уже лежало приглашение из канцелярии премьер-министра с предложением связаться с ними на предмет собеседования.
Я рассказал о своем великом достижении трем женщинам. Лакшми засияла от радости. Наши планы осуществлялись. Моя мать была озадачена: она больше не понимала моих мотивов, зачем мне идти на скромную и неприметную должность госслужащего вместо того, чтобы процветать среди светил политики. Сарасвати спрыгнула с дивана и закружилась по комнате, потом захлопала в ладоши и поцеловала меня в лоб, долго и крепко, пока ее губы не оставили там красный тилак[39].
— Пока все это весело, — сказала она. — Очень весело.