Я пытался связаться с Сарасвати, но все канаты связи с Дели отключились; искусственные интеллекты из кол-центра сообщати, что сеть будет восстановлена спустя неопределенное время. Пока аэробус «Эйр Авадх» нес меня над истончившейся серебряной нитью пересыхающего Ганга, я размышлял, каково для привыкших зависать в дэв-сети вновь возвратиться в одну-единственную черепную коробку. В крохотном туалете я опять превратился в выбритого, подстриженного, благовоспитанного делийца. Когда мы садились в аэропорту Индиры Ганди, командир экипажа посоветовал сидящим справа выглянуть в иллюминаторы, чтобы увидеть йотирлингам. Голос его звучал неуверенно, не тот тон, какой хочется слышать у пилота воздушного корабля, словно человек не мог поверить своим глазам. Я начал разглядывать это задолго до командирского призыва: линия яркого, будто солнце, света поднималась из серой дымки центрального Дели вверх и там терялась из виду, насколько я мог рассмотреть, выворачивая шею, чтобы заглянуть сквозь крохотное окошко в темнеющее небо.
Сарасвати где-то там. Об этом и предупреждал Шив. Когда ударил свет, она глянула по сторонам и в тот же миг все решила. Людям нужна помощь. Она не могла отказать.
На то, чтобы покинуть самолет, ушел час, поскольку пятью рейсами одновременно прибыли журналисты. Электронная информация, по-видимому, не заменяла репортеров на местах. Зал гудел от множества кинокамер величиной с муху. Два часа, чтобы продраться в Дели на лимузине. Автомагистрали были забиты потоками транспорта, все ехали из города, перемещаясь со скоростью черепах. Многоголосица гудков представлялась ужасной для человека, прибывшего из совершенной, прозрачной тишины дхарамшала. В Дели ехали, кажется, лишь военные и репортеры, но солдаты остановили нас у перекрестка, пропуская рычащую колонну заказных автобусов с беженцами. Перед большой развязкой на Сири Ринг мы застряли на полчаса. От нечего делать я с волнением рассматривал стеной стоящие хранилища памяти; высокие черные монолиты, впитывающие солнечный свет своей облицовкой, стоящие плечом к плечу, насколько хватало глаз. С каждым глотком кондиционированного воздуха я вдыхал миллионы дэвов.
Все придорожные полосы, все обочины и развязки, все перекрестки и парковки, все внешние сады и лужайки были забиты лачугами и пристройками беженцев. В лучшем случае они представляли собой три невысокие кирпичные стены с полиэтиленовым мешком вместо крыши, в худшем — навесы от солнца из обрывков картона или из прутьев и тряпья. Вся растительность вытоптана, ветки и кора с деревьев дочиста содраны на дрова. Голая земля превратилась в пыль, смешиваясь с летучими дэвами. Трущобы жались прямо к подножиям башен памяти. Чего предполагала Сарасвати добиться здесь, перед лицом столь колоссальной катастрофы? Я вызвал ее снова. Сеть по-прежнему отсутствовала.