— Гм… Все это не дает нам оснований считать смерть Манчини убийством… ладно, начнем сначала. Манчини нападает на преподавательницу, снимает сцену и делает небольшой монтаж. Тем или иным способом кто-то узнает об этом. Возможно, Манчини отправляет ему видео своих подвигов. Или он кому-то говорил о своих планах, и тогда убийца, поняв, что Манчини перешел к исполнению задуманного, пугается чего-то, чего мы пока, к несчастью, не знаем. Поэтому он принимает меры, чтобы избавиться от него, маскируя убийство под несчастный случай, среди ночи возвращается к Манчини и уничтожает содержимое его компьютера.
— Вы полагаете, этот убийца может оказаться тем, кого мы ищем?
— Нет. Наш убийца, с одной стороны, отформатировал бы жесткий диск, а с другой — иначе взялся бы за устранение Манчини, использовал бы свои методы. — Я встал со стула. — Основные детали пока от меня ускользают.
— А именно?
— Какие темные связи существуют между Манчини и убийцей? Как Манчини сумел имитировать технику убийцы, когда связал жертву и вставил ей в рот кляп?
— А если никаких связей нет?
— Хоть одна — есть.
— Почему вы так думаете?
— Я чувствую! — Мой взгляд остановился на экране в глубине кабинета. Я размышлял вслух: — А если Манчини обнаружил настоящий «snuff movie»?
— Как это?
— Тот, который снимал убийца, пытая и устраняя свои жертвы? Когда я обнаружил на бойне Мариваль, камера снимала сцену. Как считает Элизабет Вильямс, таким образом он сохраняет неувядаемый образ своих жертв, чтобы продлить акт пытки и навсегда завладеть их сознанием. Но если его цель сводилась к тому, чтобы снять «snuff»?
Смотав провод эпидиаскопа, Блумбер бросил:
— Если все действительно так, как вы говорите, то в этот самый момент множество людей, спокойно устроившись в своих креслах где-нибудь в Австралии или самых глухих углах Америки, дрочат, глядя, как на экранах умирают несчастные женщины…
Едва я вышел из конторы SEFTI, Леклерк вызвал меня к себе в кабинет. Не зная официальной причины нашей встречи, я все же прекрасно представлял, что произойдет…
— Садись, Шарк.
Я подчинился. Он крутил между пальцами ручку. Это была старая привычка, от которой он не мог избавиться. Со всей мягкостью, на какую только был способен, мой шеф продолжал:
— Возьмешь две недели отпуска. Так будет лучше всего. На этот раз ты слишком далеко зашел… Ты вторгаешься на чужую территорию, ты избиваешь всех, кто попадется под руку. Парень из бара садо-мазо написал на тебя заявление. Кажется, ты ему испортил портрет.
— Этот придурок хо…
— Дай мне договорить! Послушай, я знаю, что убийца держит в заложницах твою жену, я слушал запись… Я… мне очень жаль… Но ты не можешь продолжать вести дело, оно слишком тебя касается.