— Но…
— Генерал Лалэн заберет дело; сейчас самое время избавиться от этой кучи дерьма. У тебя в настоящий момент нет никаких светлых идей, это может лишь нанести ущерб репутации бригады. Ты рискуешь наделать глупостей. Свали на время, съезди в Лилль к родственникам…
— Не отстраняйте меня от дела!
Вырвавшись из его пальцев, ручка пропеллером пронеслась через кабинет.
— Я делаю так, как будет лучше для всех! Мы буксуем, и у меня складывается впечатление, что порой мы даже отходим назад со своих позиций. Сдавай удостоверение и оружие.
— Слишком поздно, — с отчаянием ответил я. — Я уже не могу отступить! Разве вы не понимаете, что убийца охотится за мной? Как же я могу бросить это дело? Не отстраняйте меня от следствия! Только не это! Где-то взаперти меня ждет жена… Я… Это я… Именно я должен ее найти! Никто… не сможет этого сделать за меня! Я что-то… чувствую! Это мое дело… Прошу вас!
Леклерк вжался в кресло:
— Не усложняй мне задачу, мне и так нелегко. Документы и оружие!
Я выложил на стол свой «глок».
— Удостоверение, — повторил он.
— Дома забыл…
Не дождавшись ответа, я вышел. Гордиться было нечем. У меня отняли часть меня, вроде того, как у матери вырывают из рук только что родившегося младенца в прекрасный момент появления его на свет.
Элизабет Вильямс решила нанести мне визит, когда я запихивал в чемодан несколько костюмов. Она присела на кровать с левой стороны, как раз там, где обычно спала Сюзанна.
— Что вы хотите, Элизабет? — бросил я, даже не удостоив ее взглядом. — Думаю, вам известно, что, придя сюда, вы преступаете закон.
— Официально я больше не имею права информировать вас. Но ничто не мешает мне прийти сюда во внерабочее время. Зачем они это сделали?
— У них впечатление, что мы не продвигаемся вперед, — это очевидно… По их мнению, нет никакой связи между убийством Манчини и трупами, оставляемыми Человеком без лица.
— Они просто ждут доказательств.
— Каковых, следует признать, дать им я не могу… — Чтобы закрыть свой старый кожаный чемодан, я изо всех сил потянул за ремни.
— Куда вы едете?
— Куда-нибудь подальше отсюда…
Она указала на мою железную дорогу:
— Этот миниатюрный поезд — еще одна неизвестная грань вашей личности? Я и не знала, что в душе вы ребенок…
— Вы ничего обо мне не знаете. Этот паровозик — единственное, что приносит мне утешение. С ним я чувствую себя лучше, чем с большинством людей.
Она резко поднялась и смерила меня презрительным взглядом:
— Не могу поверить, Шарк, что вы вот так просто все бросите!
— Чего вы от меня хотите? Чтобы сжег все на своем пути и сказал начальникам, что они не дождутся? Увы, мадам Вильямс, так не делается.