Я думал лишь о том, чтобы снять с ее глаз повязку, сжать ее в объятиях, целовать, окутать ее своей любовью, гладить ее волосы, живот, пусть всего несколько секунд. Но остатки моих фараонских импульсов потребовали от меня прежде всего осмотреть кухню и ванную. Никаких следов Серпетти. Не раздумывая, я бросился к двери и запер ее на ключ. Я приблизился к своей любимой, к своему будущему ребенку, которого любил уже больше всего на свете, и, даже не прикасаясь к ним, ощутил, как от их тепла согревается моя душа.
Сюзанна молчала. Ее руки побелели от стягивающих запястья веревок. Верхняя часть тела, со следами высохшего пота, испещренная глубокими бороздами и более или менее заметными пятнами, вопияла о ее страданиях. Снова разразившись слезами, я склонился над ней. Мои пальцы, руки, ноги, все мое тело сотрясалось от холода, страха, вселенской скорби. Я уцепился за край стола и, собрав все свои силы, превозмогая собственную боль, сорвал с нее путы. Пусть это движение, это мгновение останется в моей памяти до самой смерти…
Ее нижняя губа шевельнулась, и беззвучный крик вырвался из горла. Она стала завывать и с такой силой судорожно двигать запястьями и лодыжками, что веревка прорезала ей кожу. Мышцы ее точеных ног задрожали, все тело задергалось, словно под действием электрического тока. И ее крики разнеслись высоко, высоко в наступающей ночи…
— Дорогая! Дорогая моя! Сюзанна!
Внезапно что-то заставило ее умолкнуть. Мой голос. Она узнала мой голос. Голос своего мужа. Голос человека, пришедшего к ней с любовью, с поддержкой, а не с оскорблениями и ударами. Через мгновение ее взгляд встретился с моим. Я прочел в них воспоминание о нашей встрече, наших счастливых днях, нашей совместной борьбе. Я уловил в них непостижимое чувство матери к своему ребенку…
— Дорогая! Дорогая! Я люблю тебя! Я люблю тебя!
Я до хрипа повторял эти слова, прижавшись губами к ее уху, гладил ее по волосам, по животу… О этот живот! Мой ребенок! Наш ребенок! И я прижал ее к себе…
Мелкие пузырьки пены стекли с ее губ, расширенные зрачки уставились в потолок…
— Сюзанна! Останься со мной! Прошу тебя! Сюзанна! Не оставляй меня!
С огромным трудом мне удалось развязать ей руки. Наконец я снял путы с ее щиколоток, и моя жена свернулась калачиком в углу стола. Волосы попали ей в рот, в глаза, почти полностью закрыли лицо. Во влажном воздухе отвратительно запахло мочой, у ее ног разлилась лужица. Ее живот, ягодицы, прижатые к груди ноги пришли в движение. И вся она как-то раскачивалась, раскачивалась, раскачивалась…