А потом он как бы сжалился и проиграл еще шесть нот:
— ТИ-ТА, ТИ-ТА, ТИ-ТА!!!!!
Овации перешли просто в ураган, а тут еще остальные музыканты грохнули одновременно, и сразу по всей танцплощадке стали выстраиваться хороводы, которые очень медленно, в такт музыке, начали свое кружение. Лишь некоторые, как Серега Михайлов, не вплетаясь в хоровод, стали выделывать коленца сами по себе.
Мелодия постепенно убыстрялась, ускоряли свое движение танцоры, все пионеры, вожатые выскочили на площадку, включая и тех, кто обычно сидел на лавочках.
А музыканты все наращивали и наращивали темп, хороводы бешено вращались, в пляс пустились все, даже пожарники, несущие вахту неподалеку.
И вот уже гитарное соло стало настолько быстрым, что было непонятно, как у гитариста успевают пальцы. Некоторые участники хороводов, не выдержав этой бешеной гонки, спотыкались, увлекая за собой остальных, то тут, то там возникала куча-мала, повсюду стоял хохот и визг, похоже, что и спортсмены стали выдыхаться. Как вдруг мелодия на очередном вираже резко замедлилась, и гитара снова заиграла тягуче медленно.
Все дружно выдохнули, переводя дух, и опять шаг за шагом, нота за нотой, только на этот раз с гораздо большим ускорением, музыканты снова достигли невероятного темпа, продолжая наращивать его до тех пор, пока мелодия резко и чисто не оборвалась на последней ноте куплета.
Как же им хлопали, особенно соло-гитаристу! Да не просто хлопали, а, можно сказать, неистовствовали, кричали, свистели, улюлюкали, то есть всеми способами выражали восторг. Минут пять не давали начать следующую песню. Наконец, когда овации мало-помалу стали затихать, джинсовые мужики переглянулись, и ансамбль грянул самый модный шлягер семьдесят шестого:
Прощай! Со всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края.
Прощай! Мы расстаемся навсегда
Под белым небом января.
— Серега! — сказал я перед отбоем Михайлову, когда мы шли от умывальника к палатке. — Хочу на электрогитаре играть научиться.
* * *
В середине смены весь наш отряд занялся подготовкой к конкурсу на лучшую инсценированную песню. Режиссером-постановщиком, естественно, выступал Володя Чубаровский, а ассистентами режиссера были назначены два Шурика, Беляев и Балаган. Нам была предложена песня Остапа Бендера из фильма «Двенадцать стульев».
Где среди пампасов бегают бизоны,
А над баобабами закаты словно кровь,
Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки,
Жил пират, не верящий в любовь.
Как мне и было обещано Чубаровским в первую же минуту нашего знакомства, я получил роль молодого ковбоя, с которым коварная юная креолка изменяет угрюмому пирату. И хотя в тексте песни не было никакого намека на внешность этого ковбоя, предполагалось, конечно, что если уж ковбой молодой, то вряд ли уродливый, а потому можно с уверенностью сказать, что я получил роль КРАСАВЦА.