Подъехав к «Олимпийскому», мне удалось почти сразу разыскать «Икарус» с наклейкой «Калуга» на лобовом стекле. Сидящий на заднем сиденье Андрюха, увидев меня, дал радостными знаками понять, что сейчас вылезет наружу. Из автобуса показались две стройные девушки, затем и он сам.
— Вот, Леха, познакомься, — сказал Андрюха, приобняв симпатичную брюнетку, — Марина, моя жена.
Я церемонно раскланялся.
— А это Люба, — сообщил Андрюха, обнимая не менее симпатичную блондинку, — моя любовница.
Девушки засмеялись.
Пока мы обменивались первыми новостями, остальные калужане, покинув автобус, нестройной группой двинулись на встречу с прекрасным.
— Андрюш, пойдем и мы, пожалуй, — сказала брюнетка Марина, беря блондинку Любу под руку. — Хотим успеть внутри этот «Олимпийский» посмотреть, может, купим там чего. Ты, главное, не забудь, что билет у тебя в паспорте.
И девушки отправились догонять земляков.
Мы с Андрюхой закурили по второй, а с голодухи мне всегда курилось плохо, язва подсасывала.
И тут Андрюха говорит:
— Леха, может, ты пожрать хочешь, выпить? У нас в автобусе целая сумка добра всякого. А то не по-людски как-то. Пошли сядем, тяпнем за встречу. Минут пятнадцать в запасе имеется.
Мы пробрались на заднее сиденье, Андрюха снял с полки кусок фанеры, застелил большой льняной салфеткой и стал доставать из сумки свертки, шуршать бумагой, разворачивать.
Через минуту на импровизированном столе появились: кружок домашней колбаски, соленые огурчики, каравай черного хлеба, яйца, помидоры, луковица и бутылка самогонки. У меня уже было начались рези в желудке, но тут Андрюха вовремя разлил в два относительно чистых стакана, и мы выпили за встречу. Закусили. Андрюха огурчиком, а я всем сразу. Повторили. Накладывая на хлеб колбасу в четыре слоя, которую ловко нарезал Андрюха, я украдкой косился на секундную стрелку на своем «Ориенте». Пятнадцать минут, отведенные на обмывание встречи, неумолимо заканчивались.
Вдруг Андрюха хлопнул себя по лбу, полез куда-то под сиденье и извлек оттуда ярко-красный спортивный баул. Расстегнул молнию, вытащил что-то большое и, судя по всему, тяжелое. За то время, пока он это разворачивал, я успел умять пару крутых яиц, помидор и остатки колбасы.
— Слушай, совсем забыл, — сказал Андрюха, снимая последний слой газеты и являя миру невероятного, огромного, красивого, каким бывает законченное произведение искусства, румяного, поджаристого гуся. — Маринкина мать в дорогу приготовила!
Последний кусок колбасы застрял у меня где-то в верхней трети пищевода.
— Эх, жаль, времени нету! — спохватился Андрюха, тоже взглянув на мои часы. — Бежать надо, Леха. Начало уже через три минуты!