— Докатились! Гестаповцы по Москве разгуливают! — произнес Веревкин. — Хорош, ничего не скажешь, этот говенный Верховный Совет, если его фашисты охраняют! Там, похоже, вся мразь собралась. Ну, ничего, сегодня их как крыс передавят!
— А я читал, баркашовцы вроде за русских людей, — шмыгнув носом, неуверенно сказал Саня Подшивалко. — Они только против мирового сионизма.
— Ты, Саня, явно с головой не дружишь, — заявил Веревкин. — Нельзя быть за русских людей — и со свастикой. Из-за таких вот, со свастикой, половина пацанов моего поколения без отцов остались. Я считаю, если в нашей стране свастику нацепил — то можно сразу без суда и следствия к стенке ставить.
— Да там не только они, там и казаки! — нахмурился Херсонский. — Казачков-то за что? Казачки они всегда верой и правдой!
— Игорь, что ты несешь? Какие казачки? Нету никаких казачков. Их всех еще в гражданскую порешили, — раздраженно сказал Матушкин. — Сейчас не казаки, а урки ряженые, алкашня, клоуны в лампасах. А им еще, этим придуркам, автоматы выдали.
— Это Ельцин во всем виноват! — раскрасневшись, выпалила Людмила. — Ему народ доверился, а он, говорят, только и делает, что ханку жрет!
Послеоперационный больной при упоминании Ельцина приоткрыл на мгновение глаза, мутным взглядом мазнул по экрану телевизора, где в прямом эфире продолжались боевые действия, и снова задремал.
— Да ладно тебе, Людка, — примирительно сказал Чесноков. — Ельцин нормальный мужик. А раньше что, лучше было? Ты ж сама коммунистов не жалуешь!
— Раньше, Володь, из пушек по домам не палили, — отрезала Людмила, — и по телевизору это безобразие на всю страну не показывали!
И как бы подтверждая справедливость ее слов, опять за окном раздалось упругое ТУДУМ-ТУДУМ-ТУММ!!!
Все дружно уткнулись в телевизор. Один из верхних этажей Белого дома уже горел, и оттуда валил черный дым. Танков стало уже четыре, да и бронетранспортеров прибавилось. Какие-то люди в военном и гражданском разбегались кто куда.
Тут оператор дал крупный план набережных. Людка всплеснула руками, Чесноков ахнул, Саня Подшивалко открыл рот, Херсонский присвистнул, а Коля Плакаткин произнес негромко: «Едрена матрена!»
По обе стороны реки, буквально рядом со стреляющими танками, толпились зеваки. Среди сотен, если не тысяч любопытных я успел рассмотреть несколько мамаш с детскими колясками, женщин с собачками на поводке, старушек с сумками на колесиках и даже парочку велосипедистов.
— Нет, ну действительно! Край непуганых идиотов! — потрясенно развел руками Матушкин. — Они, оказывается, в цирк пришли! Да, сегодня работы много будет. Мне рассказывали, если в Америке перестрелка случается, все в радиусе километра на землю падают и руками голову прикрывают! Даже негры!