В траурном зале на бульваре Эдгар-Кине собрались все члены клуба — и старожилы и новички. Пришла Мадлен с Жаки и Сами, несколько завсегдатаев «Бальто», соседи Саши по дому, консьержка, торговцы с улицы Монж, хозяин «Фоторамы». Были и другие люди, которых я не знал. Даже Лоньон явился. Стоял в сторонке, как обычно. Мы не знали, выполнял Братец Большие Уши служебное задание или решил посетить эти похороны по иудейскому обряду, потому что вопреки себе и нам все-таки стал членом клуба. Не знаю, откуда все эти люди узнали о погребении, но выглядели они искренне опечаленными. Саша ни за что бы не поверил, что в последний путь его будет провожать такая толпа. Смерть примиряет людей, перед ней все равны. Ливень усилился. Ветер выворачивал зонты. Сточные канавы переполнились, и грязная вода выплескивалась на тротуар. Небо почернело, то и дело грохотал гром. Игорь, Вернер, Имре и Владимир вытащили гроб из катафалка и поставили его на землю. Служащие похоронного бюро привязали к ручкам веревки, начали опускать гроб в залитую водой могилу, и он погрузился в жидкую грязь. Игорь подошел к краю, ветер сорвал с него кипу, и Вернер раскрыл над головой друга свой огромный зонт. Игорь достал из кармана маленький томик и начал читать текст на незнакомом языке, запинаясь на отдельных словах. Другие члены клуба выстроились справа и слева от Игоря и вторили ему.
— Это кадиш, поминальная молитва, — прошептал мне на ухо Грегориос.
Голоса звучали торжественно и строго, они четко и ясно выговаривали каждый слог, забыв о непогоде. Саша получил прощение. Прошлое, взаимная вражда, ненависть, совершенные ошибки… все было забыто. Их больше ничто не разделяло. Они дочитали молитву, отступили на три шага и поклонились. Игорь плакал. Он стоял у могилы и принимал соболезнования. Люди подходили, один за другим, жали ему руку, обнимали, произносили слова утешения. Я был последним в этой скорбной очереди. Мы не обнялись, просто постояли несколько мгновений, глядя друг другу в лицо. У меня на глаза навернулись слезы. Я протянул Игорю пакет, где лежали три Сашины тетради и альбом фотографий. Он пролистал его, печально улыбнулся, взъерошил мне волосы и шепнул:
— Спасибо!
Я до сих пор помню, как он это произнес. В тот день я в последний раз видел их всех вместе.
* * *
После похорон Саши погода наладилась, и началось лето.
Ты бросишь все, к чему твои желанья
Стремились нежно; эту язву нам
Всего быстрей наносит лук изгнанья.
Ты будешь знать, как горестен устам
Чужой ломоть, как трудно на чужбине
Сходить и восходить по ступеням.