Я открыл книгу «Чарлстонская кухня», купленную отцом в тот день, когда меня отвезли в больницу Святого Франциска, и нашел страницу с рецептом кунжутных вафель, предоставленным миссис Густав Максвелл, в девичестве Лизеттой Симонс. Мы с отцом испробовали почти все рецепты из этой редчайшей книги, составленной по инициативе Лиги молодых христиан и изданной при всеобщем одобрении в 1950 году. Каждый раз, готовя по рецептам из «Чарлстонской кухни», мы с отцом имели бешеный успех, а уж кунжутные вафли были вне конкуренции. Я начал с обжарки кунжутного семени на толстостенной сковороде. Потом растер два стакана коричневого сахара с пачкой несоленого масла. Добавил стакан белой муки, смешанной с пекарским порошком и щепоткой соли, вбил свежее яйцо — отец покупает их на ферме близ Саммервилла. Когда кунжутные семечки приобрели коричневый цвет, зазвонил телефон. Я выругался про себя. Ругаться мне было строго запрещено, в этом сходились оба родителя, они мечтали воспитать сына, который не в состоянии произнести слово «дерьмо». «Сына без дерьма», если можно так выразиться.
— Добрый день. Это квартира Кингов, — произнес я в трубку. Южное происхождение делает галантность непринужденной.
— Могу я поговорить с сестрой Мэри Норбертой? — спросил незнакомый женский голос.
— Мэри Норбертой? Простите, вы ошиблись. Такая здесь не живет.
— Простите, молодой человек. Думаю, это вы ошибаетесь. Мы с сестрой Норбертой вместе проходили послушание в ордене Святого Сердца много лет назад.
— Моя мать — директор школы. Моей школы. Я уверяю вас, вы ошиблись номером.
— А вы, должно быть, Лео. Ее младший сын.
— Да, мадам. Я Лео, ее сын.
— Вы очень симпатичный молодой человек. Только очки вас портят. Советую их снимать, когда папа вас фотографирует.
— Он фотографирует меня всю жизнь. Я даже плохо помню, как он выглядит, — его лицо всегда скрыто за фотоаппаратом.
— Ваша мама гордится вашим остроумием. Вы унаследовали его по отцовской линии.
— Откуда вам это известно?
— Ах, я, кажется, не представилась? Я сестра Мэри Схоластика. Звоню, чтобы поздравить вашу маму с Днем Блума. Вы, наверное, много раз слышали мое имя?
— Простите, не припоминаю, сестра Схоластика.
— Неужели мама не рассказывала вам о своей жизни в монастыре?
— Никогда.
— О боже. Надеюсь, я не раскрыла семейную тайну?
— Не уверен. Вы хотите сказать, что мы с братом незаконнорожденные?
— Ах, боже мой, нет! Мне надо прополоскать рот. Такое чувство, будто съела тапочку. Так она вас воспитывает в феминистском духе? Она хвастается, что в феминистском.
Моя мать действительно этим хвасталась всегда и везде.