— Боже правый! — прошептал я. — Вы на самом деле знакомы с моей матерью. Как вы ее назвали: сестра Норберта?
— Самая красивая монахиня из всех, кого я видела. Из всех нас, точнее говоря. В своем одеянии она напоминала ангела! Она будет позже?
— Я могу вам дать номер ее рабочего телефона.
Закончив разговор, я был в такой ярости, что с трудом себя контролировал. Но все же закончил стряпню: добавил в тесто ваниль и кунжутные семечки, кофейной ложкой выложил тесто на противень, покрытый алюминиевой фольгой, и поставил его в духовку на слабый огонь. Только после этого я набрал номер телефона матери.
Когда она сняла трубку, я сказал:
— Раньше я называл тебя матерью. А теперь оказывается, что ты сестра Норберта.
— Это одна из твоих шуток?
— Тебе виднее, мама дорогая, шутка это или нет. Я готов на коленях молиться перед святым Иудой, покровителем всех отчаявшихся, чтобы это оказалось шуткой.
— Кто тебе это сказал?
— У нее еще более идиотское имя, чем Норберта. Сестра Схоластика.
— Ей запрещено звонить мне домой.
— Но сегодня же День Блума, мамочка! — В моем голосе была далеко не одна капля сарказма. — Ей не терпелось поздравить тебя.
— Она была пьяна?
— Мы разговаривали по телефону. Запаха не уловил.
— Немедленно оставь этот тон, молодой человек. Я требую.
— Да, сестра. Повинуюсь, сестра. Простите, сестра.
— Я не делала из этого секрета. На моем комоде стоит фотография. Я снялась с родителями и твоим отцом. Посмотри на нее.
— Почему нельзя было просто сказать мне? И не хвастаться на каждом углу, какая ты феминистка.
— Ты всегда был странным ребенком, Лео. Стив прекрасно знал, что я была монахиней. Но ты совсем другой, с тобой очень трудно. Не знаешь, как к тебе подойти.
— Мне потребуется время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Как-никак не каждый день парень узнает, что его мать — профессиональная девственница.
— Мое послушание очень много дало мне, — резко подытожила она и сменила тему, уйдя от разговора, что было для нее нехарактерно. — Ты испек кексы для новых соседей?
— Пеку. Не кексы, а вафли. Их нужно будет еще остудить.
— Не опаздывай. Ланч в яхт-клубе. В четыре часа встреча с тренером. И еще, Лео. Я горжусь тем, что воспитала тебя в феминистском духе.
— Ничего удивительного, что во мне видят ненормального. Я продукт воспитания монахини, — неожиданно для себя брякнул я.
Было уже три часа, когда я вынул вафли из духовки. В кухню вошел отец с двумя сумками продуктов.
— Кунжутные вафли? — Он потянул носом. — Не помню, чтобы они упоминались в «Улиссе».
— Это не для праздничного пира. Это для новых соседей. Поселились через дорогу, помнишь?