— Хорошо, Шеба. Я прошу от тебя немногого. Поделись со мной свежими сплетнями и новыми слухами, чтобы я мог разделаться с воскресной колонкой, а потом мы свалим отсюда и напьемся с друзьями.
— Ха! Ты меня используешь. Эксплуатируешь мою всемирную славу.
— Меня обижают твои подозрения. — Я опускаю пальцы на клавиши.
— Никто еще не знает о моем разводе с Троем Шпрингером. Это сногсшибательная новость.
— Он был твоим четвертым или пятым мужем? — уточняю я, уже печатая.
— Откуда у тебя такое пристрастие к цифрам?
— Люблю точность. Среди журналистов и репортеров это часто встречается. Почему ты развелась с Троем? Журнал «Пипл» назвал его одним из самых красивых мужчин Голливуда.
— Я купила вибратор. У него более выраженная индивидуальность. И со своими обязанностями он справляется гораздо лучше.
— Дай объяснение, которое можно напечатать в семейной газете.
— Не сошлись характерами, особенно после того, как я застала его в горячей ванне — он трахал какую-то малышку.
— Ты сочла это дурным предзнаменованием?
— Да, в то время я как раз пыталась забеременеть.
— Можешь вспомнить всех своих мужей по именам?
— Я даже в лицо не всех помню.
— Самый ужасный человек, которого ты встречала в Голливуде?
— Карл Седжвик, мой первый муж, — отвечает она без раздумий.
— А самый лучший?
— Карл Седжвик. Вот какой он обманчивый и противоречивый, этот Голливуд.
— Что тебя поддерживает в жизни?
— Вера в то, что в один прекрасный день я получу самую лучшую роль, какой не было ни у одной американской актрисы.
— Что тебе помогает не сойти с ума, пока ты ждешь этой роли?
— Большие члены. Хорошая выпивка. Короче говоря, широкий выбор лекарственных средств.
— В Чарлстоне можно найти ликер.
— Мартини лучше, когда слушаешь, как волны Тихого океана разбиваются внизу о скалы.
— Можно написать о твоих любимых лекарственных средствах?
— Разумеется, нет!
— По чему ты больше всего скучаешь? Я имею в виду Чарлстон.
— Скучаю по школьным друзьям, Лео. Скучаю по девочке, которой была, когда приехала в этот город.
— Отчего?
— Оттого что в то время я еще не успела испортить свою жизнь. Думаю, тогда я была хорошая. А ты как думаешь, Лео?
Я смотрю на нее и вижу ту исчезнувшую девочку, о которой она говорит.
— Я никогда не встречал другой такой девушки, как ты, Шеба. Ни до, ни после.
Когда я смотрю на нее, журналист во мне борется с мальчишкой, который стал первым другом Шебы в этом городе. Журналист — человек хладнокровный, беззаветно преданный своей профессии, ему платят за то, чтобы он наблюдал жизненные драмы, а не участвовал в них. Я всегда держу наготове записную книжку. Моя тема — отчужденность. Когда я наблюдаю, как Шеба открывает свою душевную боль, я оплакиваю не только ту девочку, с которой когда-то познакомился, но и того мальчика, что шел с коробкой вафель через улицу поздравить с новосельем двух хлебнувших лиха близнецов. Став репортером, я потушил в себе тот огонь, который мальчик ценил как проявление человечности. Я могу объективно судить о жизни Шебы, но утратил способность анализировать свою. Шеба продолжала говорить с пугающей откровенностью — раньше я не замечал в ней такого.