— Лучше обрати внимание на то, что слушают твои дети, — осуждающе заметила Дафна Фионе и повернулась к Милли. — А вот мне кажется, что Нана Мускури очень хороша. У нее ведь была серия передач по телевидению, вы это знаете?
Милли вежливо кивнула, не зная, за какие прегрешения ее посадили рядом с возмутительницей спокойствия и знатоком телевизионной чепухи.
— Теперь я знаю, что тогда предвещала песня «Альбатрос», — прошептал Макс жене, заметив, что Дафна испортила настроение собравшимся не только за их столиком, но и за соседним.
— Мама, неужели ты не можешь хотя бы попытаться сделать вид, будто тебе весело? — прошипела Фиона.
— А я не просила, чтобы меня сюда приводили. Я говорила, что вполне могу и с детьми посидеть.
И она была права. После нескольких дней пребывания дома ее боли уменьшились. Она с радостью осталась бы в своей комнате до конца жизни. Она даже старалась казаться более оживленной и не жаловалась, надеясь, что ее оставят одну.
Но эффект оказался противоположным. Утром она подслушала разговор Грэма и Фионы.
— Мы не можем оставить ее одну, — прошептала Фиона.
— Она и не будет одна, ведь здесь же дети, — резонно заметил Грэм.
— Да, но в этом случае ей придется присматривать за ними, а я не знаю, справится ли она.
— Мне кажется, что справится.
У Грэма появились подозрения, что Фиона думает о матери только с худшей стороны. Если откровенно, он был рад ослаблению напряженности в последние несколько дней и отказывался верить в заговор, замышлявшийся в тиши.
— По-моему, она что-то скрывает от нас, — твердо заявила Фиона. — Мне кажется, она больна, очень больна и не хочет тревожить меня.
— Не говори глупости. Просто она пытается притереться к нам.
«Твоими бы устами, Грэм», — подумала Дафна.
Фиону это не убедило.
— Не забывай, что я знаю ее лучше тебя. Последний раз она обнаружила сговорчивость, когда папа бросил ее. Но даже тогда не сумела долго продержаться и заставила нас всех почувствовать, что он ушел из-за нас.
«Неправда! — подумала Дафна, хватаясь за перила — Это так несправедливо! Я все сделала, чтобы защитить детей. Каждый день говорила, что они тут ни при чем. А они сами брали вину на себя. Дети всегда так ведут себя, воображая, будто они центр вселенной. Теперь, став матерью, Фиона и сама должна это понимать».
Но хотя Фиона и была матерью четверых детей, она оставалась ребенком для своих родителей и по-прежнему воображала себя центром мироздания. Она все еще верила, что все, что происходило когда-то, затевалось ею или ее братьями (и, естественно, не думала, что понесет наказание, поскольку она единственная девочка и самая любимая).