Милли сочувственно улыбнулась:
— Наверное, она была тебе благодарна. Если бы ты расплакалась и распустила слюни, тогда бы она встревожилась. В конце концов, я — хороший человек, умеющий утешать, а ты — стерва. Не бери на себя чужую роль и не сбивай никого с толку.
Фиона дружески похлопала свою приятельницу по руке:
— Я тебя тоже люблю!
— Как, по-твоему, отреагирует Тесс, если я предложу ей немного денег? — спросила Милли. — Я скажу, что это взаймы, чтобы она не чувствовала себя неловко.
Фиона печально покачала головой:
— Я только что говорила об этом по телефону с Грэмом. Он считает, что она, может, и согласится, но Макс никогда не простит нам даже того, что мы предложим им деньги. Он сказал, что и сам так же себя чувствовал бы.
— Но это же глупо! Мы ведь давно друг друга хорошо знаем.
Фиона всем своим видом выражала сомнение.
— Думаю, нам надо помочь им, чем сможем, а о деньгах не говорить.
Они снова умолкли, при этом каждая напрягла свое нерастраченное воображение, пытаясь вспомнить, нет ли какого-нибудь пластыря, не напоминающего о деньгах, которым можно было бы залепить гноящуюся денежную рану.
Спустя какое-то время Фиона принялась в отчаянии тереть свой лоб.
— Что случилось? — спросила Милли.
— Знаю, ты подумаешь, что с моей стороны ужасно такое говорить… — начала она.
Милли с любопытством приподняла бровь.
Фиона нахмурилась, продолжая мысль:
— Просто до того, как она рассказала мне эту новость, мы беседовали о лете.
И она принялась излагать подробности пребывания в Провансе. Обе женщины смотрели на лист бумаги, который теперь символизировал собою конец удобной размеренной жизни и начало непредсказуемого существования.
— Так мы поедем с ними или не поедем вообще? — спросила Фиона.
Милли не ответила.
Тим сидел в офисе и смотрел в ежедневник. Исписанные страницы наводили на него тоску. Ища утешения в личном органайзере, он убедился, что и семейное время также заполнено до отказа. Он листал страницу за страницей в поисках счастливого свободного пространства, к которому можно было бы устремиться. Ему позарез нужен был свободный час, вакуум, в котором он смог бы бесцельно летать, просто зависнуть, не двигаясь ни вперед, ни вбок, да просто… посидеть.
«Как же это со мною случилось? — спрашивал он в последнее время у самого себя все чаще. — Почему моя жизнь оказалась такой заполненной? Я был тихим человеком. Да о чем это я? Я и сейчас тихий человек. Мне всегда было нужно только одно — спокойная семейная жизнь, умеренно успешная карьера с минимальным риском, несколько некрутых вершин счастья, ничего лишнего, что могло бы вызвать депрессию.