Она мяла пальцами хлебные крошки и слушала, как Милли возобновила ссору, которую они с Тимом затеяли, вероятно, еще утром. Она решила поразвлечься, представив себе, что Тим отвечает Милли на том конце провода.
— Я все сделала, тебе оставалось лишь приготовить бутерброды… («Да, из-за них я опоздал на поезд, а потом и на совещание».)
— Надо было раньше вставать… («И встал бы, если бы знал заранее, что ты заставишь меня готовить детям завтрак с собой».)
— Я не виновата, что мне было плохо… («Не хочешь ли ты сказать, что это моя вина?»)
— Зачатие не было непорочным… («Прости, что я не слежу за твоими месячными и их причудами…»)
Фиона и сама понимала, что в этом месте она в своих фантазиях несколько увлеклась. Тим не из тех, кто будет говорить о месячных, однако она порадовалась своему остроумию.
— Прости, Тим, подожди-ка секунду, — Милли прикрыла трубку рукой. — Что это ты развеселилась, Фиона?
Фиона перестала смеяться. Она выпрямилась, точно девчонка, которую застали за списыванием на уроке математики.
— Так просто, — ответила она, густо покраснев.
Милли продолжила разговор. Фиона отказалась от своей затеи и вместо этого стала бросать хлебные катышки в потолок.
— Слушай, мне надо идти, Тим. Фиона здесь.
Фионе не понравилось последовавшее за этим продолжительное молчание. Оно слишком затянулось и не могло сойти за вежливое «это хорошо, дорогая», что было бы подходящей реакцией на сообщение Милли о присутствии подруги. Молчание было зловещим, точно Тим подбирал какое-нибудь бранное слово. Милли продолжала слушать, а Фиона пришла в ужас. Что говорит ей муж? А вдруг что-нибудь вроде «никогда больше не пускай в наш дом эту растрепу»?
«Да что это со мной происходит? — одернула себя Фиона. — Я, наверное, с ума сошла. Воображаю себе разговоры, которых не слышу, да еще и грублю себе от имени мужа приятельницы, человека, которому, вероятно, я не настолько интересна, чтобы осуждать меня».
Милли положила трубку в тот самый момент, когда мимо нее пролетел хлебный катыш.
— Чем это ты занимаешься, Фиона? — спросила она, искренне удивившись.
Фиона перестала бросаться.
— Пытаюсь приклеить кусочки булочки к потолку.
— Вижу.
— Как там Тим?
Фиона дала Милли возможность повторить все его высказывания. А может, и нет.
— Он не в настроении. Скверное утро. Но к концу приободрился. Пошел обедать. Они давно знакомы.
— Что ж, это должно помочь. Грэм всегда приходит в себя после обеда с друзьями. Там можно осточертеть друг другу разговорами о крикете, досыта наговориться о пляжном волейболе и посостязаться в рыгании.