— Извините, девочки, мне надо бежать. Меня ждет колонка светской хроники. Пока.
Мне хочется рвануться за Люси, окликнуть ее и прямо здесь, среди небесно-голубых коробочек с цацками, плюнуть в дьявольские глаза. Но это не поможет. Мамуле теперь ничего не поможет, а все потому, что она водилась с Жадной, Эгоистичной, Тщеславной Вивиан.
На улице народ кишмя кишит. Это не что-нибудь, это Пятая авеню, и здесь каждый только и делает, что старается занять местечко потеплее, оттеснив ближнего своего. Здесь дефилируют модели в нарядах минус тридцать шестого размера на шпильках в десять дюймов высотой. Здесь сучки из Верхнего Ист-Сайда ищут дойных коров или, в идеале, законных супругов. Здесь певичка с Бродвея бегает с одного прослушивания на другое в надежде, что и ей перепадет пригоршня звездной пыли.
Есть от чего потерять голову.
Есть на что обменять душу.
— Люди, люди, да когда же вы пресытитесь? — бормочу я себе под нос.
Я повторяю эту фразу все громче, однако ньюйоркцы умеют отрешиться от городского шума.
Но кто-нибудь должен же меня услышать!
— Когда вы наконец пресытитесь?!!
Никто не обращает на меня внимания, никто не желает отвечать. Это Нью-Йорк, город вечного движения.
Я почти бегу по Пятой авеню — мимо витрин «Прада», «Фенди», «Аспей». Люди глазеют на последние модели платьев, туфель, сумок. Сквозь стекло вещи кажутся такими доступными — только руку протяни.
Отлично, мать вашу. Вы хотите получить эти тряпки? Вы их получите.
Люди, тупой и зажравшийся сброд,
Пусть ваша алчность стекло разобьет!
И стекла витрин начинают лопаться. Стекла всех витрин, включая «Шанель», «Харри Уинстон», «Генри Бендель», «Луи Вуитон» и даже «Сейнт Патс». Сначала все в замешательстве. Да что там в замешательстве — в шоке. Неужели это сделала женщина, которая только что носилась по улице и всех доставала идиотским вопросом? Разумеется. Смешно: хочешь, чтобы Нью-Йорк замер, — разбей витрину.
И тут начинается самое интересное. Люди метут все подряд. Сначала за дело берутся бомжи, но через несколько секунд неохваченных не остается. Я отступаю на шаг, чтобы вполне насладиться картиной учиненного мною злодеяния.
Что бы еще сотворить? Погрома бутиков явно мало. Это рефрен ко всей моей жизни — мне всегда мало. Я воздеваю руки.
Линкольн, Франклин, Вашингтон,
Пусть немедля грянет гром!
И гром действительно гремит. И дождь льет, и Пятая авеню превращается в бурную реку.
Вам не придется продавать души за тряпки. Вот они, тряпки, у вас в жадных ручонках. Берите и не вздумайте менять вечность на Богом проклятую сумочку. Поняли?