Я опустился возле него на колени. Плотно сомкнув веки, он тихо стонал. Лицо его становилось бело-мраморным.
— Володя... — окликнул я.
Он с трудом открыл глаза.
— Вот и все, — прошептал еле слышно. — Командир... Жаль, не успел дойти...
Я плакал навзрыд. И не один я плакал. Но больнее всех, наверное, было мне. Потому что из-за меня попал Володя Седых под осколки этой проклятой, единственной в тот день вражеской мины.
Нелепая смерть товарища буквально потрясла всех разведчиков. Когда хоронили Володю, не удержал слез и Алеша Шеховцов. Я слышал, как сказал он вполголоса, будто сам себе:
— Вот и не стало нашего «Есенина»...
Володя Седых действительно чертами лица своего да, наверное, и характера напоминал великого поэта. Еще и сейчас, иногда ночами я будто наяву слышу его мягкий грудной голос, читающий есенинские строки:
О Русь — малиновое поле
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Утром 31 октября севернее населенного пункта Тисалёк разведгруппа Михаила Соловья вышла к бурной реке Тисе. Попыталась переправиться на восточный берег, но была сразу же обстреляна противником. Пришлось вести разведку наблюдением.
Несколько часов спустя добрался до реки и Алексей Шеховцов со своей группой.
Получив донесения от разведчиков, я доложил командиру полка о наличии сил противника и обстановке на маршруте Ньиредьхаза — Тисалёк. Прикрываясь небольшими арьергардами, немецко-венгерские подразделения поспешно откатывались к Тисе и занимали на ее восточном берегу заранее подготовленный рубеж обороны.
В первой половине следующего дня наш полк, достигнув Тисалёк, занял позиции у реки. Подразделения немедленно стали готовиться к форсированию. А меня вызвали к себе командир полка и начальник штаба.
— Что скажет нам разведка? — спросил И. Исаев, не поднимая своего взора от карты. — Какие силы на том берегу? Где у противника слабые места? Где легче будет форсировать?
Я доложил, что нам не удалось перебраться через реку и провести разведку в глубине обороны противника, что плотность его войск на том берегу очень высокая, слабых и вообще подходящих мест для форсирования нет.
— Ну и что ты предлагаешь? — Подполковник заметно сердился. — Может быть, попроситься к соседу и на его участке форсировать?
— Не знаю... — вырвалось у меня.
Исаев бросил карандаш на карту.
— Не ожидал от тебя... Плохо работаешь! У хорошего разведчика не может быть в лексиконе таких слов — «не знаю».
Кажется, командир полка умышленно бил по моему самолюбию.
— Ну, так что?
Подполковник ждал ответа. Наступила неприятная пауза.