— Ну-ка, узнайте, как он считает, далеко ли удастся англичанам продвинуться? — приказал Назирову генерал.
Файз Мухаммад переглянулся с эмиром: видимо, эта тема уже обсуждалась ими.
— Все перевалы и горные проходы забиты снегом. Я добрался с трудом. Пушкам, большим обозам дороги нет. Далеко за Джелалабад инглизи пока не пройдут. На юге — тоже. Скорее всего, будут ждать весны, чтобы идти к Кабулу…
— Да, это так! — кивнул Шер Али-хан. — Ты, кефтан, возвращайся на позиции. Передай Мухаммад Джану Вардаку, что я произвожу его в джарнейли. Постарайтесь наладить сопротивление. Места тебе знакомы. Сможете отбить врага, получишь награду. Ну, а если отступите, будь при Якуб-хане: большой надежды на него нет… Нам же надо перебраться на север, чтобы поднимать всю страну против рыжих дьяволов и просить другие государства о поддержке. Верно я говорю, джарнейль?
И снова Разгонову пришлось согласиться, хотя он отдавал себе отчет в том, что Афганистан вряд ли мог рассчитывать на существенную помощь в борьбе против могущественной Великобритании.
В 3 часа ночи эмир выехал из Бала-Хиссара. Генерал с остальными членами миссии присоединился к его кортежу за городом. Путешествие зимой по афганским землям, да еще с вьючными животными, нагруженными всевозможной кладью, не доставляло большого удовольствия. На ночлег располагались в изредка попадавшихся по дороге поселках. Однако глинобитные хижины не могли вместить и половины желающих. Поэтому приходилось ставить палатки. Хорошо еще, что зима выдалась относительно мягкой…
Туго было и с едой: совсем недавно этим же путем проследовало на север семейство эмира со всеми родственниками и прислугой. Огромный обоз, в который входило более трех тысяч верблюдов и лошадей, ослов и мулов, а также десяток могучих слонов, охранял крупный военный отряд. Взятых с собой продуктов и фуража не хватало, приходилось истреблять скудные запасы продовольствия, какими располагали попутные селения.
Эмир со свитой и немалой вооруженной охраной преодолел ряд горных перевалов, в том числе Унай, затем с неимоверными усилиями прошел скользкими тропами через заснеженный хребет Кухе-Баба. Лишь 22 декабря удалось добраться до Бамиана.
Выбравшись наконец из цепких объятий Гиндукуша и его отрогов, длинная процессия начала спускаться в долину Амударьи. Дорога улучшилась, все повеселели, продвижение ускорилось, и к концу декабря находившийся в авангарде военный отряд принялся разбивать лагерь близ Ташкургана, относительно крупного для этих мест города.
Здесь на холме возвышалась цитадель. Она была воздвигнута, чтобы контролировать окружающую область, присоединенную к Афганскому государству сравнительно недавно, в конце правления Дост Мухаммад-хана. Крепость полукругом обтекали тесно прижавшиеся друг к другу одноэтажные, крайне редко — двухэтажные глиняные дома с куполообразной кровлей, окруженные дувалами. За ними виднелись голые в эту пору ветви деревьев. Узкие улочки, с бесчисленными переулками и закоулками, поворотами и тупичками, выводили к обширному базару на берегу речки Хульм. Тут всегда царило оживление. Наряду с коренными жителями — таджиками, узбеками из родов каттаган и минг, можно было встретить афганцев — чиновников и военных, торговцев-персов с диковинным товаром, туркмен, проявлявших интерес преимущественно к лошадям и конской сбруе, евреев и индусов — менял и ростовщиков, хазарейцев, прикочевавших к Ташкургану, чтобы выменять продукты на предметы своего нехитрого хозяйства.