— Что? — спросила брюнетка Матильда.
— Будь умницей, пригляди за баром. А ты, Дора, вели Сэму заварить нам с мистером Кинроссом чаю.
Блондинка кивнула и исчезла, Матильда встала за стойку.
— Садись, Александр, в ногах правды нет, — продолжала Руби, располагаясь за самым удобным столом — полированным в отличие от остальной мебели в салуне. Из кармана юбки хозяйка извлекла плоский золотой футляр, открыла его и протянула Александру: — Сигару?
— Спасибо, лучше сначала чаю. Пыли наглотался.
Руби закурила сама, глубоко затянулась и выпустила дым из ноздрей. Тонкие голубоватые струйки поплыли над ее головой, а Александр вдруг испытал почти болезненный, щемящий трепет, как порой бывало в мусульманских странах, когда ему удавалось мельком увидеть подведенные сурьмой глаза обольстительной красавицы. Мусульмане прятали своих женщин под паранджами, но они тем не менее обладали непреодолимой притягательностью. К таким принадлежала и Руби.
— Удачно съездил в Калифорнию, Александр?
— В целом да. Мы с партнерами наткнулись на жилу золотоносного кварца в предгорьях Сьерры.
— Хватило, чтобы разбогатеть?
— Отчасти.
— Что, сразу все промотал?
— Ну нет, я не дурак, — негромко возразил Александр, блеснув глазами.
Вдруг встревожившись, она заговорила было, но тут дверь кухни отворилась, и мальчуган лет восьми выкатил тележку с большим чайником под самодельным чехлом, двумя чайными приборами тончайшего фарфора, блюдом элегантных сандвичей и бисквитно-кремовым тортом.
При виде мальчика, самого прелестного ребенка, какого доводилось видеть Александру, Руби просияла. Маленький официант, тонкий и грациозный, выглядел экзотично и держался невозмутимо и с достоинством.
— Это мой сын Ли. — пояснила Руби, притягивая к себе мальчика и целуя его — Спасибо, котенок мой нефритовый. Поздоровайся с мистером Кинроссом.
— Здравствуйте, мистер Кинросс, — послушно произнес Ли, подражая улыбке Руби.
— А теперь беги. Живо, постреленок!
— Так ты была замужем, — произнес Александр. Руби высокомерно приподняла светлые брови:
— Не была. Никакой силой не заставишь меня выйти замуж ни за кого — да, Александр Кинросс, нет на земле такой силы! Самой совать голову в чужое ярмо? Еще чего! Да лучше сдохнуть!
Почему-то эта вспышка не удивила Александра: интуитивно он уже понял, какие черты преобладают в характере Руби. Независимость. Гордость обладательницы. Презрение к добродетели. Но ребенок озадачил его: эта темно-бежевая кожа, странный разрез зеленых глаз, блеск иссиня-черных прямых волос…
— Отец Ли — китаец? — спросил он.
— Да, Сун Чжоу. Он согласился дать нашему сыну имя Ли Коствен и воспитать его как англичанина — при условии, что он вырастет джентльменом. — Руби разливала чай. — Раньше Сун Чжоу был совладельцем моего заведения, но, когда родился Ли, я выкупила его долю. А Сун Чжоу так и живет здесь, в Хилл-Энде, обзавелся прачечной, пивоварней, парой домов с меблированными комнатами. Мы с ним дружим.