Она изнемогала. Добрый Вейссе, этот друг женского рода вообще и таких женщин в особенности, Вейссе, страстный энтузиаст высоких душ и уязвленных сердец, был ошеломлен новою семейною драмою, столь неожиданно показавшею ему мрачную бездну несчастия там, где он предполагал одни радости и ликования. Он спрашивал себя, почему именно тяжелая рука судьбы выбирает себе на жертву лучших и милейших из этого пола, пола беззащитного и непонятного, вопреки всем насмешкам, которыми наш век заклеймил эти два выражения, столь часто и не всегда напрасно употребляемые?.. Он спрашивал себя, каковы же должны быть мужчины, которые могут мучить и губить таких женщин?
Он был, видите, из числа тех людей, которые вечно остаются детьми по своему простодушию и добродушию!
Он привел свою спутницу почти без чувств на новоселье. Эта роковая встреча растравила ее собственные раны. Скорбь ее принимала иногда оттенок иронии и сарказма. Размышляя об участи Мэри, она находила жалобы и пени, которых никогда не употребляла для себя самой. Разочарование все глубже и глубже западало в ее больную душу.
Борис писал к ней через день: письма его дышали преданностью, любовью, сожаленьем. Но он был далек, но он ее оставил… но он предпочел ей свое семейство!.. Чем можно было искупить, загладить вину сердца перед сердцем?..
Декабрь наступил и с ним сухой, острый холод, между тем как ветер все сильнее и порывистее завывал в песочном взморье. Марина перестала прогуливаться по улице и ходить каждый день под окно Мэри, узнавать, не лучше ли ей и не спокойнее ли она. Теперь, когда солнце полудня озаряло морской берег, ее выносили на креслах в ее сад, доходящий почти до самого моря и отделенный от него только стеною, предохраняющей от наводнения во время бурь. Кресла ставили под померанцевое или лимонное дерево, и бледная странница смотрела с грустною улыбкою на бледные бенгальские розы, украшающие на немного дней отцветший сад.
С началом января Марина так ослабела, что перестала даже наслаждаться и этою недвижною прогулкою. Она не выходила из своей комнаты, где, сидя у низкого окна одноэтажного дома, не могла видеть моря, но слышала только его шум и вечное, медленное, мерное плесканье волн, разбивавшихся у берега. Ее мысли и думы так же разбивались о невидимые скалы препятствий и неудач, испортивших ей все радости и надежды ее жизни.
С половины февраля весна началась для этой благополучной страны, где зелень никогда не сходит совсем с многоразличных пород деревьев, но только блекнет и меркнет на несколько недель, ожидая скорого и пышного возрождения. Как ни испортили жители своего города теснотою и бестолковостью лишних построек, однако в немногих уцелевших палисадниках все начало ощущать влияние весны. Новый лист пошел сильно по маслинам и тополям, жизнь кипела могущественно в обновленной природе. Появились фиалки, вскоре потом и белоснежный, душистый цвет миндальных дерев. В эту пору все медленные, изнурительные болезни испытывают неизбежный и решительный перелом; все больные находятся в переходном состоянии, которого развязку нельзя отвратить: кому жить, тот воскресает с каждым днем, осязательно оправляется и укрепляется; но зато тот, кому суждено противное, тоже не замедлит почувствовать силу разрушения. Оно совершается неумолимо скоро, как и обновление. То, что в свежих испарениях растительности, моря и воздуха служит к чудному исцелению одних, действует так же губительно, так же сильно на других; и если последние листы осенних дней уносят с собою многих больных, точно будто устилая им путь к могиле и украшая своим разноцветным ковром их последнее, торжественное шествие к покою, то не менее гробов открывают своим появлением первые почки новорожденной зелени. Из числа многих молодых женщин и девушек, тихо умирающих на берегах Средиземного моря, была тоже и Марина, ослабевающая с каждою новою зарею, с каждым быстро пролетающим часом. С приезда своего в Ниццу она не хотела советоваться с докторами, как будто чувствуя себя приговоренною. Теперь Вейссе насильно призвал доктора, приехавшего с княгинею: его слова не оставили никакой надежды.