Понимая, что самый сомнительный раздел языкотворческой теории Марра – это научные основания поэлементного анализа, Чикобава в третьем, заключительном разделе статьи вновь к нему возвращается, доказывая на конкретных примерах его полную несостоятельность. Он справедливо замечает, что Марр, вопреки утверждениям его учеников, придавал исключительное значение этому анализу и считал его основой «нового учения о языке». На вопросы же о том, каким образом они выявляются, Марр отвечал: «Наблюдение показывает, что есть всего четыре элемента. Почему, не знаю». «Это значит, – заключал Чикобава, – недоказуемая теория объявляется аксиомой». Марр видел во взглядах сторонников индоевропеизма опасности расистского истолкования данных лингвистики, но, с возмущением замечал Чикобава, «генеалогическая классификация языков не дает никаких оснований для лженаучных реакционных расистских утверждений габино-чемберленов или современных англо-американских исследователей». Об англо-американских исследователях 40—50-х годов Марр, разумеется, ничего знать не мог, но о том, что его старший современник француз Габино и младший современник немец Чемберлен закладывают основы «расовой теории», беря за основу идею превосходства индогерманской языковой семьи, был хорошо осведомлен. В заключение, чтобы не заподозрили в симпатиях к основоположникам современного «буржуазного» языкознания, Чикобава решительно отмежевался от всемирно известных языковедов Дюргейма, Мейе, Соссюра, Пауля, обвинив их в «психологизме», а заодно укорил и покойного Марра за недостаточную борьбу с ними. Статья закачивалась теми обвинительными пунктами в адрес Марра, которые Сталин отредактировал и одобрил.
* * *
Все эти непростые идеи, имена и термины обрушились на читающий газету «Правда» разноплеменный советский народ. Не читали тогда «Правду» только мало сознательная школьная молодежь (о дошкольном возрасте речь не идет вообще), малограмотные старики с дореволюционным стажем и некоторые несознательные домохозяйки. Всех остальных заставляли слушать чтение газеты бархатистые голоса по Всесоюзному радио, на политзанятиях специально выделенных лекторов: в заводских цехах и академических институтах, в городских и сельских клубах, в армейских красных уголках, чайханах, красных юртах. Никогда раньше или позже ни один народ не соприкасался так массово с наукой, тем более такой мудреной, как лингвистика.
Сталин, академик И. Мещанинов и другие участники дискуссии
Раз в неделю, с 9 мая по 4 июля 1950 года, «Правда» выходила с вкладышем на шести полосах, где печатались материалы дискуссии. Вначале таких приложений вышло девять. И каждый раз накануне выхода очередного приложения из редакции «Правды» к Сталину направлялись письма с информацией о поступивших статьях и о предполагавшемся порядке их опубликования. Вне всякого сомнения, на первых порах работники редакции сами предварительно делали заказы заранее намеченным авторам. Затем некоторые отклики стали поступать и стихийно. Но редакция газеты, а главное, сам Сталин тщательно регулировали через очередность публикаций процесс дискуссии. После напечатания забойной статьи Чикобавы в один день, 15 мая 1950 года, на имя Сталина поступило сразу две записки из редакции «Правды» за подписью ответственного секретаря газеты Л. Ильичева. В первой содержались сведения общего порядка: