Еще в первой статье именно сам Сталин прямо сравнил язык, слово с орудием, в том числе с орудием производства. Он писал: «Язык, принципиально отличаясь от надстройки, не отличается, однако, от орудий производства, скажем от машин, которые так же безразличны к классам, как язык, и так же могут обслуживать как капиталистический строй, так и социалистический» {521} . Тогда же он добавил: «Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания… язык, будучи орудием общения, является вместе с тем орудием борьбы и развития общества» {522} . Здесь я хочу напомнить наш разговор о брошюре Сталина «Марксизм и национальный вопрос», в которой он писал: «Бауэр тут хотел доказать, что “язык – это важнейшее орудие человеческого общения”» {523} . Совпадение очевидное. Цитата извлечена Сталиным из книги «Национальный вопрос и социал-демократия» известного немецкого марксиста и, согласно ленинской терминологии, «оппортуниста» О. Бауэра. Она была издана на русском языке в 1909 году. Сталинская же работа была опубликована в начале 1913 года. Как мы видим, Сталин в 1950 году от своего имени дал определение языка, ставшее затем общепринятым в советском языкознании, конечно же, не упомянув ни одного из своих предшественников. Бауэр не проводил прямой аналогии между орудийной функцией языка (знака) и орудием материального производства. И Марр этого не делал, а использовал более тонкие аналогии и рисовал более сложную картину становления орудийной функции языка и ее связи с развитием материальной и духовной культуры человечества. Он говорил о языке как об «орудии исторической», «доисторической и протоисторической общественности» {524} , то есть о становлении социальной функции языка в процессе развития человеческого общества. Он не соглашался с чересчур прямолинейными высказываниями марксистского историка М.Н. Покровского, который, как я отмечал ранее, поддержал некоторые историко-лингвистические идеи Марра. Последний в ответ заявлял: «Проф. М.Н. Покровский в “Очерках истории русской культуры” говорит: “Единственным научно ценным принципом при выделении из общекультурной массы и районов культурного развития является принцип лингвистический: культуру определяет язык, главнейшее необходимейшее орудие культурной передачи, орудие, без которого культура просто немыслима”. С такой ролью лингвистики мы как будто должны бы согласиться… С М.Н. Покровским не расходятся, очевидно, и археологи, занимающиеся историей материальной культуры». В то же время, продолжал Марр, «мы считаем несколько преувеличенным такое исключительное выдвигание лингвистики в роли строительницы истории культуры, но с положением самим мы отнюдь не спорим», поскольку язык есть «не только орудие общественности… язык сам есть создание общественности» {525} . Так что ни какой вульгарной трактовки орудийной функции языка, отождествляемого с орудием материального производства, у Марра никогда не было, хотя именно на это напирал Сталин и антимарристы, включая их современных представителей. Я не исключаю того, что Сталин, обнаружив в марровских писаниях слово «производство», мог добросовестно заблуждаться, не улавливая многозначности, применяемых терминов типа «производство», «орудие», «труд», «общественность» и т. д. Сталин понимал их так, как они трактовались в классической марксистской политэкономии. Марр же расширительно использовал эти понятия, говоря об исторически обусловленном производстве языка-мышления в процессе орудийно-производственной деятельности общественного человека и обратном влиянии мышления-языка на развитие материальной орудийной деятельности. Иначе говоря, язык, мышление и труд во всех его проявлениях, в том числе деятельность словотворческая (глоттогоническая), рассматривались Марром в единстве общественно-исторического процесса. В духе времени он не забывал указывать и на то, что «язык по своему происхождению вообще, а звуковой язык в особой степени потому и является “мощным рычагом культурного подъема”, что он – незаменимое орудие классовой борьбы» {526} . В данном случае Марр скрыто цитировал самого Сталина 30-х годов. Впрочем, мысль о том, что язык, слово есть средство борьбы в сфере общественного сознания, кому бы она ни принадлежала, справедлива во все времена.