После кино Фрэнк предлагает поужинать, и мы отправляемся в небольшое бистро на Шеперд-маркет, где я ем морского окуня, запеченного в соли, а Фрэнк – жареного тунца. Мы пьем густое сицилийское красное вино. Я настроена довольно холодно к Фрэнку, и он, похоже, не обижается; как будто ничего другого он от меня и не ждал. Часть меня оскорблена, но другая, бо́льшая, только рада. Я не чувствую никакого давления; думаю, что и он тоже. Мы болтаем о том о сем, понимая, что это ни к чему не ведет. По дороге домой он спрашивает, можно ли ему как-нибудь приготовить мне ужин. Я говорю, что не знаю. Что он может состряпать для меня? Сначала до него не доходит, и я тушуюсь. А когда все же доходит, он видит, насколько неудачная получилась шутка, и тогда тушуется он сам. Поэтому я, дабы минимизировать наши потери, говорю «да, это было бы неплохо».
* * *
Они встретились в Люксембургском саду холодным промозглым днем. Серый воздух был таким сырым, что напоминал придорожную слякоть, в какую в любом городе превращается снег. Марк Серра был в длинном палевом кашемировом пальто. Петре оно не понравилось с первого взгляда. На ней были теплая куртка и выцветшие джинсы, заправленные в толстые серые носки, торчащие из кургузых ботинок. Они прогулялись среди каштанов и высоких террас. Холод дарил им некую уединенность.
– Могу я задать вопрос личного характера? – спросил Серра.
– Пожалуйста.
– Сколько вам лет?
– А сколько бы вы мне дали?
– Точно не скажу. То есть мои источники не уверены. Где-то тридцать два? Одни говорят тридцать, другие – тридцать пять…
– Но вы говорите тридцать два?
– Как я уже сказал, я не берусь утверждать. Вы не выглядите на тридцать два.
– А вы выглядите старше своих сорока четырех, но я говорю это не в упрек вам.
Петра отметила про себя, что ее слова его уязвили. Похоже также, что Серра не ожидал, что она потрудится выяснить его возраст. С первой их встречи Петра заподозрила его в тщеславии. Интересно, задавалась она вопросом, сколько же он ей даст. Двадцать семь, двадцать восемь? В эти дни, глядя на себя в зеркало, она не воспринимала свое лицо как лицо двадцатитрехлетней. Слишком многое произошло с ней за четыре года, чтобы ей теперь выглядеть на двадцать три.
Они стояли у края Большого Бассейна, восьмиугольного пруда в центре террас. Петра наблюдала за тем, как с верхушек деревьев справа от нее в небо взлетали стаи сизых голубей. Дважды покружив над ней, они затем уносились к Люксембургскому дворцу, как будто плывшему в тумане.
– Ваш клиент передумал? – спросила она.
Серра закурил: