Ну а недолгая разлука – это неизбежно. К тому же она не будет слишком тяжелой, ведь Питер сделал еще одну радиостанцию и берет ее с собой. Причем она более совершенная, чем та, что стоит в Петербурге, по ней можно просто переговариваться с Лефортовским дворцом, не прибегая к телеграфной азбуке, которой Лена владела пока еще не очень хорошо. Правда, когда император удалится более чем на восемьсот верст, или километров, придется перейти на телеграфную азбуку, но к тому времени Елена уже сможет ее достаточно выучить. Не хотелось бы доверять тех слов, что будут предназначены любимому, чужим глазам и ушам. Тем более что с той стороны у рации будет сидеть именно он.
Император, пожалуй, волновался даже чуть больше своей молодой жены, ставшей таковой всего четыре дня назад. Обнимая Елену, он припоминал, все ли возможное сделано для ее безопасности, не забыто ли что и не нужно ли еще что-то добавить.
Разумеется, внушение Остерману было произведено как положено, тот все понял аж до заикания и дрожи в коленках, но ограничиваться только этим молодой царь не собирался. Сразу после беседы с вице-канцлером он пригласил на обед Павшина и объяснил, что в случае, если с Леной все будет в порядке, тот примет участие в ее коронации уже в следующем чине. Да и имение себе из тех, что были конфискованы у Долгоруковых, тоже может начинать присматривать.
О том же, что случится с его собеседником в обратном случае, император предпочел умолчать. Чай, фантазия у Тихона Петровича богатая, опыт в подобных делах тоже немалый, он сам себе придумает гораздо более страшные перспективы, чем ему сможет пообещать молодой царь.
На время отсутствия императора бабка переселялась в Лефортовский дворец. Объяснение было вполне правдоподобное – чтоб, значит, она денно и нощно блюла здоровье императрицы и ее будущего ребенка. Но в канцелярии и секретариате были предупреждены, что все распоряжения лейб-повитухи, даже и не касающиеся императрицы, должны исполняться немедленно и с тем же тщанием, что императорские. О том же самом состоялся разговор с командиром Семеновского полка Шепелевым и, разумеется, с братьями Ершовыми.
Афанасий давно знал, что его дальнюю родственницу связывают с императором какие-то тайные дела, но то, насколько она, оказывается, высоко взлетела, было для него новостью. Федор же принял происходящее без малейшего удивления. Раз эта тихая старушка будет заботиться о самом дорогом для царя человеке, а сама она и мухи, в случае чего, не обидит, то, значит, именно ему, Федору, надлежит немедленно выбить дух из любого, на кого она ему укажет. Чего ж тут удивительного? Так оно и должно быть, ежели по уму и совести рассуждать.