— Зачем же так? — усмехнулся Майрам ее недогадливости; подхватив мешок, перенес его на нижнюю площадку лестницы. — Теперь наверх не нужно подыматься.
Она, кажется, впервые посмотрела на него — озадаченно и удивленно и, замолчав, стала торопливо собирать клубни. Теперь Майрам стоял ниже ее и, когда она нагнулась, чтоб достать картофелину с верхней ступеньки, платье ее приподнялось, и глаза его ожгло молнией. Но он не сощурился, не отвернулся. И смотреть было сверх его сил, и невозможно было отвести взгляд от стройных ног, выше колен неожиданно пышных, так что темные капроновые чулки в тех местах, где нежная полоска прошлогоднего загара переходила в ослепительную молочную белизну, готовы были лопнуть.
Она не могла не почувствовать его кинжального взгляда, испуганно обернулась. Майрам не знал, что ей удалось прочесть на его лице, но она вдруг притихла. Так море, бушевавшее в течение долгих часов, вдруг замирает, втягивает в себя всю яростную энергию, и лишь легкая зыбь морщит его лицо поверхность. Опустив взгляд, она подошла к мешку, положила внутрь клубни и похлопала ладонью о ладонь. Этим жестом она не только стряхивала пыль. Он был предназначен ему. Им она сказала таксисту, мол, смотри, как мы уверены в себе и спокойны. И она убеждена, что он уловил смысл этого жеста именно так, как она хотела.
Завязав мешок, Майрам молча отстранил в сторону женщину, собиравшуюся вновь вцепиться ручонками в мешковину, и, присев, легко взвалил себе на плечи шестидесятикилограммовую тяжесть. Она шла следом, и спина его горделиво напряглась под ее пристальным — а как иначе она могла смотреть? — взглядом.
В машине она не осмелилась сесть рядом с таксистом, и сама же на себя вознегодовала, что открыла заднюю дверцу, и этим выдала ему свою неуверенность. Гордость ее была задета, ибо он не мог не понять ее поступка иначе, как именно робость. Ведя машину, Майрам косил взглядом в зеркальце и разглядывал ее. Ей было лет под тридцать. Глаза с грустинкой. Губы пухлые. Вся она была ладная, земная, только взгляд не от мира сего. Она сурово молчала, лишь изредка односложно бросала:
— Сюда… Направо…
Она не догадывалась, что он следит за нею. Но Майрам-то видел, что взгляд ее несколько раз останавливался на нем. Индивидуальные сады раскинулись у подножья горы. Домик, принадлежавший женщине, был такой же, как и у других садоводов: невысокий, аккуратненький, только раскрашен он был в два цвета: кирпичное основание — в синий, а деревянные стены — в желтый. На окнах — занавеси: сиреневые полоски вперемежку с красными. Майрам прислонил мешок к каменным ступенькам, ведущим в домик…