— О нашей.
Она ждала этого, но когда услышала — растерялась и, будто не придала его словам особого значения, задумчиво произнесла:
— Сюда бы еще журнальный столик.
Он уловил в ее голосе напряженность и, догадываясь, что ей не по себе, торопливо и даже радостно воскликнул:
— А столик есть!
— Где?
— На кухне.
— А что он там делает?
— На нем хорошо гладить.
— О аллах! — в негодовании воскликнула она, предчувствуя, что ее в этом доме поджидает немало еще неожиданностей. — Твои дороги неисповедимы! Сделай так, чтобы журнальный столик оказался перед этими креслами…
Он круто повернулся, нырнул в дверь на кухню, через мгновение возвратился со столиком и со стуком приставил его к креслам:
— Аллах снизошел до твоей молитвы, женщина, — и смущенно признался: — В первый раз все приказы выполняю.
— И все ради кувда, на котором будет объявлено о… — она пристально посмотрела ему в глаза, — о чьей свадьбе? О нашей?
— Да.
Она шутливо протянула руки к потолку:
— О святая мадонна! Переводчица камарада советника выходит замуж, а я ничего не знаю.
— Я серьезно.
И тут сказался южноамериканский темперамент Лины. Обернувшись к нему, яростно закричала:
— А кто вам, камарада советник, сказал, что я собираюсь замуж?
Он растерялся от такого наскока, смущенно пробормотал:
— Лина…
— У вас на Кавказе согласия девушки не спрашивают? — прервала она его и решительно заявила: — Я ухожу!
Она видела, что ему стало не по себе, ибо он наверняка не ожидал такой реакции… Но на что другое он мог рассчитывать, заранее не согласовав с нею свои намерения? У порога Хаджумар ухватил ее за руку, обнял за плечи:
— Лина…
— Отпустите, — вырвалась она. — Я ухожу! Как вы смели без меня за меня все решить?
Он решительно встряхнул ее, резко заявил:
— Свадьбу сыграем в воскресенье.
— В воскресенье? — возмутилась она. — С ума сойти! Осталось два дня, а надо сшить платье, купить туфли. Да все надо! Нет! Я ухожу! — И стала вырывать руку.
— «Друзья, мы пригласили вас, чтобы сообщить вам о нашей свадьбе», — объявишь ты, — вновь встряхнув ее, сказал он.
— Я объявлю? — опять возмутилась она. — Нет, это ты объявишь!
— Хорошо, я, — улыбнулся он.
Улыбка успокоила ее. Но все-таки она упрямо произнесла:
— А если я не хочу за тебя?
И тут вскипел он:
— Ах, не хочешь! — Он не только отпустил ее руку, но еще и сам подтолкнул к двери. — Можешь идти!
— Идти? — Глаза ее сузились в гневе. — То есть как? — И вдруг ее ноздри затрепетали. — Чем-то пахнет.
— Несбывшимся счастьем! — парировал он.
— Горелым, — возразила она.
— Мой шашлык! — спохватился он и бросился на кухню.