Хаджумар слегка отвернул рукав пиджака:
— Вот. Шрамы. Как видите, кандалы я знаю не только по рисункам в учебниках истории. Мне их пришлось таскать шесть месяцев на руках и ногах.
— Вы… Вы… — От догадки генерал Кильтман стал заикаться. — Вы хотите сказать, что побывали в наших руках?
— Да, мы сегодня не в первый раз встретились, генерал Кильтман. Всмотритесь. Похож я… на глухонемого? — усмехнулся Хаджумар. — Да, да, это меня после пыток, заковав в кандалы, отправили в шахту…
— Фантазия! — упавшим голосом произнес Кильтман. — Это были вы… Но ведь ученый? И агенты, которые вели за вами слежку в шахтах… Ганс, Макс, Рыжий и… и… — Он хитро глянул на Хаджумара, еще раз проверяя его, чтоб окончательно убедиться, тот ли «глухонемой» перед ним.
— И Геральд, — подтвердил Хаджумар.
— Да, и он. Их проверка подтвердила диагноз ученого.
— Им все хотелось узнать, слышу ли я, — горько произнес Хаджумар. — Возле спящего бросали ведра, кричали «Пожар!», «Караул!». Спишь — а сам в напряжений: не вскочить бы, не открыть глаза… Не знаю, спал ли или только глаза закрывал. Досталось и вашим агентам — больше месяца никто из них не выдерживал в этой дыре.
— Вы живы. А мне докладывали, что вы упали в шахту.
— Друзья инсценировали несчастный случай. Месяц скрывали в шахте.
— Кто вам помогал? В шахте, кроме немцев, никого не было!
— И среди немцев есть коммунисты…
— Я не верю, чтобы тогда… После трагедии в Сталинграде я допускаю мысль, но тогда… Нация была сплоченной и верной фюреру.
— Вам хотелось, чтобы так было.
— Я еще в Испании поверил, что мы рано или поздно, но встретимся, — сказал Кильтман и огорченно покачал головой. — И вот так… держать вас в руках — и не знать, что это вы! Потом еще представился случай схватить вас. Знаете когда?
— В сорок первом — на Украине… — Щелки глаз Хаджумара сузились в гневе. — Вы тогда две недели гоняли нас, голодных, измученных, — остатки разбитого полка, по лесам и полям. Танки бросали на нас, авиацию.
— Мне очень хотелось вас заполучить, — признался Кильтман. — Это прозвучало бы символично: сражавшиеся в Испании друг против друга завершили спор на российской земле. Но вы выскользнули из мешка.
— Я тоже верил, что мы еще встретимся друг с другом. И это случилось.
— В сорок четвертом, — кивнул согласно головой Кильтман. — Об этом я узнал после войны. Но признайтесь: ваше решение встать у меня на пути было… авантюрой? Я мог сбросить вас в реку.
Хаджумар не стал возражать.
* * *
Генерал видел, что нельзя принимать такое решение, что это рискованно, но вновь и вновь крутил карту, заходил к ней с разных сторон, то смотрел издали, то низко склонялся к ней, но она неумолимо втолковывала: чуда не существует, не за что зацепиться. Примитивный подсчет тоже утверждал: не остановить врага, который чуть ли не в девять раз превышает по своим силам и огневой мощи его дивизию… Но почему Хаджумар медлил? Почему не мог произнести нескольких коротких фраз, после которых войска отошли бы в сторону и пропустили немецкие дивизии, уползавшие к границам рейха? Опыт, военная наука убеждали его: нет причин для оптимизма, а он никак не желал примириться с очевидным и отогнать наваждение, которое основано было лишь на ненависти.