— Я понимаю, — спокойно, без тени обиды вымолвил Хаджумар.
Внутренняя комнатка была маленькой, — здесь помещались лишь четыре кресла да круглый стол. Небольшое окошко выходило во двор, тихий и пустынный…
— Я вас оставляю, — сказал дежурный…
Хаджумар, стоя у окна, медленно повторял фразы, которые хотел произнести. Сперва он выскажет благодарность за то, что нарком нашел время его выслушать, потом коротко пояснит, что с ним происходит, и попросит поверить ему, что… Да что? Поверить во что? В его верность народу, в его надежность? Но разве это и так неясно? А произнося эти слова, чувствуешь себя так, точно свалился с другой планеты… Но что тогда он, Хаджумар, просит? Чтоб его допустили до служебного кабинета?..
…Вначале послышался шум отодвигаемых стульев: это поднялись с места члены президиума. Хаджумар уловил глухо доносившийся сюда гром аплодисментов. Потом вдруг совсем близко он услышал голос с характерным грузинским акцентом:
— Как будто все идет хорошо. — Слова растягивались, отчего они получали особую весомость и значимость.
И сразу в ответ раздались одобрительные возгласы:
— Отлично идет!
— И доклад слушался с интересом!
— Сколько раз прерывался аплодисментами!
— Все настроены торжественно.
Гул мгновенно умолк, ибо заговорил опять Он:
— Не будем спешить с выводами. Подождем, послушаем, посмотрим…
Дверь шумно распахнулась, и в комнату порывисто вошел Ворошилов. От неожиданности Хаджумар вздрогнул. Он давно не видел наркома вблизи и удивился, что Ворошилов все так же быстр и легок, точно годы не оставили на нем своих отметин. Из-за спины наркома выглядывал Жора; желая подбодрить Хаджумара, он озорно подмигнул ему. Мамсуров вытянулся, щелкнул каблуками, собираясь отрапортовать. Но нарком улыбнулся и дружески положил ему на плечо руку:
— Так это и есть полковник Ксанти?
— Он самый, — подтвердил Попов.
— Я ведь помню тебя, когда ты был совсем мальчонкой. А теперь… Такими и должны быть красные командиры: крепкими и… неотразимыми! Нарком опустился в кресло, еще раз окинул взглядом сверху вниз фигуру Мамсурова и одобрительно хмыкнул: — Джигит!.. — Вспомнив, какое дело привело сюда Хаджумара, насупился, забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, жестко бросил Попову: — Давай сюда… этого… — губы его презрительно сжались: — Ежова!
Помощник вышел. Ворошилов, точно забыв о стоящем перед ним Хаджумаре, тяжко размышлял о чем-то неприятном. Пальцы его нервно отбивали ритм. Наконец, он вздохнул, отгоняя от себя вызывавшие досаду мысли, поднял глаза на Мамсурова.
— Чего стоишь? — Он кивнул на кресло: — Садись. — Видя, что Хаджумар лишь шелохнулся, но не осмелился опуститься в кресло, приказал: — Садитесь же. — Когда кресло утопило Мамсурова в мягких складках, нарком, испытующе поглядывая на Хаджумара, произнес: — Как-то в один из приездов твоего дяди в Ростов я затащил его на рыбалку. Так он мне все уши прожужжал, твердя, что Дону, Днепру, Днестру, Дунаю наименование дали аланы — предки осетин. Убеждал, что Дунай по-осетински означает: всемирная вода. Так ли это?