Василий Андреевич задумчиво покачал головой, рассматривая серебристо-седые волоски на шкуре крупного черного зверя, который сидел рядом и пошевеливал мягкими бархатными ушами, будто вслушивался в разговор людей.
* * *
Монах Феодор помер по осени, тихо, по дороге в Семисосны. Присел под кедр отдохнуть и заснул навсегда. Василий Андреевич нашел его на третий день, похоронил, жалея, что плохо учил Закон Божий и не мог помолиться по правилам. Просто постоял, подумал, вспомнил Феодора, а потом деда, Вареньку и Марью, слезы на глаза навернулись.
В деревню больше он не ходил вплоть до войны, когда германцы вновь на Россию пошли. Тогда только начал приходить. Придет, бывало, молча в сельпо, выложит связку шкурок куницы и белки, заберет крупы с мукой да солью и вновь исчезнет. Заезжие милиционеры из Ныроба пытались было его искать для выяснения, да плюнули: места топкие, болота кругом, среди местных знающих тайгу почти никого не осталось — вымерли, новые поселенцы дальше своих вырубок, где колхозный хлеб сеяли, не ходили, а уж зэкам и подавно такое дело запрещено. Так и ходил Василий Андреевич: то в Семисосны, то в новый поселок, образовавшийся уже после войны из базы Ныроблага по лесозаготовкам. Носил косачей, иногда лосятину, пряча от лесника, который не обращал на него внимания, считая сумасшедшим, менял у деревенских на продукты. Его подкармливали, но он нигде не оставался, всегда упрямо уходил в свою тайгу, за что и прозвали его Васькой-лешим. А как-то и вовсе не пришел, потерялся, молва разнесла, что помер. Даже искать не пытались: никто не знал, где он жил.
Так и сложилась в тех краях легенда про императрицу, что проезжала мимо Семисосен, осматривая свои владения, да захотела помыться. Построили ей у большого озера баньку, пошла она в нее, а там леший: баню-то не освятили, вот нечисть всякая и пришла, — а леший императрицу утешил, и она тут же родила ему сына, из бани не выходя — леший же не человек, у него девять месяцев не ждут. Вот сын-то их и бродит все по лесу: то волком обернется, то стариком. То он косноязычен, как манси с севера, то велеречив, как царский отрок. Сторожит он сокровища, золото, которое последний царь велел сюда свезти после революции, да Колчак которое увез с Казани и не довез до Омска. Кто сунется — того водит за нос и в болото заводит, потому и пропадают люди там. А чтобы не водил и не кружил по лесу, не губил людей, так на заимках надо ему продукты оставлять, задабривать. А про золото вообще говорить нельзя, и лес тревожить нельзя — не то точно конец. Даже пример имелся про ученых, которые тайгу портили, бомбы взрывали, чтобы реки повернуть: мол, потревожили Ваську-лешего — вот и не вышло ничего у них, как текли реки по велению Божьему, так и текут до сих пор.