— Позвольте портфель, — она протянула точеную ладошку к руке Василия, судорожно сжимавшей ее имущество.
— Да, да, простите, вот, — он отдал портфель хозяйке.
— Завтра я заканчиваю в три пополудни. Можете меня проводить, — и, радостно подпрыгивая, размахивая портфелем, мечта его скрылась за дверями дома. Вася ошарашенно стоял посреди тротуара минут пять, а потом бешеным галопом поскакал в училище получать наказание за пропущенный урок Закона Божьего. Ради только что пережитого он готов был читать молитвы и стоять на коленях хоть вечность!
…Пробудил штабс-капитана от неожиданно сморившего сна голос денщика:
— Вашьбродь, вашьбродь! Проснитесь! — Семен тряс штабс-капитана за плечо.
— Чего тебе, Семен?
— Вашьбродь, тута это…
— Ну какой я нынче ваше благородие, Семен? Просто господин штабс-капитан. Забыл? Отменили царские обращения, — усмехнулся Василий Андреевич. — Докладывай, что случилось.
— Вашьбродь, — не унимался Семен, — вона, румыны али австрияки по фронту тащатся! Вона, левее.
Василий Андреевич приподнялся на локтях над бруствером окопа. Слева в сторону русских окопов двигались фигурки, человек десять.
— Совсем обнаглели, они ж к нам в окопы идуть! Опять будут патроны с винтовками воровать! До этого хоть ночью ползали, а щас вона — посередь бела дня лезут!
— А у штабелей в окопе кто?
— Так нету никого, вашьбродь, рота неполная, тока в землянках караул сменный спит, да на позициях кое-где стоят наши.
— А прапорщик Оборин где?
— Их благородие командир второго взвода убыл в расположение полка.
— Черт знает что! Чего его туда понесло? Ну-ка, Семен, давай к пулемету.
— Так точно, вашьбродь, — Семен метнулся к «виккерсу», стоящему на треноге в стрелковой ячейке.
«Так-то, конечно, нехорошо будет, полковой комитет запретил стрелять по противнику», — штабс-капитан потер трехдневную щетину.
— Чего там? Заряжен?
— Заряжен, вашьбродь, — Семен передернул ручку шатуна, загнав патрон в патронник пулемета.
«Но ведь так, в открытую, грабить наше вооружение — совсем уж нехорошо. Припугнуть никогда не мешает. К черту комитет!»
— Давай по верху, над головами стрельни!
Пулемет загрохотал. Семен аккуратно садил короткими очередями. Эхо в горах стократ усиливало звук, от которого успели отвыкнуть за несколько месяцев сидения в окопах. Люди присели, залегли, послышалась румынская речь, крики.
Василий Андреевич вновь высунулся из окопа. Те побежали обратно к своим позициям. С румынской стороны затрещали винтовочные выстрелы.
— Все, хватит. Прячься, Семен, а то подстрелят еще сдуру.
Довольный денщик свалился на дно окопа.