— Чаво тебе? — кухарка вытерла руки о фартук и грозно посмотрела на Василия.
— Варвара Григорьевна дома ли? — смущаясь и пряча цветы за спиной, спросил он.
— Нету их, на море с матерью они.
— Кто там, Аглая? — со второго этажа из приоткрытого окна послышался мужской голос, в котором Вася опознал голос отца Вареньки и еще более смутился. Вот к чему он тут стоит с букетом, как объяснить ее отцу свое появление?
Господин в сюртуке и белоснежной рубашке высунулся из окна.
— Тута к Варе пришел парнишка, Григорий Палыч…
— Не Павел ли Востриков? Так уехала Варенька, Паша… — Голос отца осекся. — А, так это не Паша… Кто вы, господин хороший? Реалист?
— Нет, ваше высокоблагородие, окончил училище нынче, — голос Васи срывался, — уезжаю поступать… в Москву…
— Ах, дочка, дочка, выросла уж, с цветами захаживают кавалеры… Первый раз вижу вас, сударь. И давно вы знакомы с моей дочерью?
— Я… я… Давно…
— Так знайте, сударь, что сначала вы должны были познакомиться со мной, а потом уж цветы носить и ухаживать за Варей. Иначе неприемлемо в обществе, которого достойна моя дочь. А ежели вы, сударь, давно знакомы с ней, а я вас до сих пор не знаю, стало быть, вы, как тать в ночи, крадете чужое и не достойны общества Вари. Подите вон!
Кухарка с ухмылкой захлопнула калитку, оставив Васю стоять на тротуаре с букетом уже ненужных, даже бессмысленных и смешных цветов. Так вот и познакомился он с грозным Вариным отцом. С грустью в душе и желанием только одного — доказать всем, что достоин своего ангела, — он плелся на поезд, который отходил на Москву.
* * *
Прапорщик Оборин ввалился в блиндаж на утренней заре, когда солнце только окрашивало вершины гор розоватым неясным светом. Он отпихнул заспанного денщика, пытавшегося лично доложить штабс-капитану о его прибытии.
— Уйди, Семен, не до тебя, сам разбужу. Василий Андреевич, проснитесь!
Штабс-капитан откинул шинель, под которой спасался от ночного холода, протер глаза.
— А, господин прапорщик. Что же вы так долго? Уж и господа из полкового комитета были, еду обещали, да только нет ее, а вы все где-то шляетесь. — Василий Андреевич попытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась гримаса: губы от холода сводило.
— Так вот про это-то и узнавал. Тикать надо!
— В каком смысле «тикать»? Куда? Зачем?
— В штабе полная катавасия. По сути, штаба уже и нет. Есть разброд.
— Это как? Объяснитесь, прапорщик, что вы несете? Я думал, что вы пошли узнать о смене нас первой ротой, уже неделю перестояли на передовой. Кроме того, могли бы получить довольствие. А вы ввалились ночью, небритый. Вы пьяны, что ли, Оборин? Где кухня? Где рота смены?