Лейно подошел к двери и сделал мне знак итти за ним.
— Здесь нас могут подслушать, а дело абсолютно тайное.
Вслед за нами из дверей на крыльцо вырвалось белое облако пара. Снег заскрипел под ногами.
— Как живот?
— Лучше, Лейно.
На синевшее небо выползали северные звезды. Мы постояли посреди широкой деревенской улицы.
— Здесь нас никто не подслушает. По этой карте ты будешь отмечать путь, по которому пройдет твой взвод и весь наш отряд. Мы идем на лыжах. Командир Инно и товарищ Ровио на лыжах ходят плохо, поэтому они остаются здесь ждать нашего возвращения или известия о нашей гибели. Отряд выходит в составе двух рот, командиры — Хейконен и Карьялайнен; пулеметная рота разделяется между нами, а командир пулеметной роты Тойво Антикайнен[6] назначается командиром всего отряда, его помощник Суси[7] — начальником штаба. Ты ведь знаешь Антикайнена?
О да, Антикайнена я знал более чем хорошо; это ведь после его горячей речи на митинге гельсингфорсской молодежи вступил я в революционный союз молодежи, а затем в партию.
Он строитель, а я металлист, и всего-то на два года он старше меня. Сейчас ему двадцать три года.
Какой молодой рабочий Гельсингфорса не знал организатора комсомола, яростного и проникновенного оратора, непреклонного коммуниста товарища Тойво Антикайнена!
Я знал его отца. Это был мрачного вида обойщик, который, однако, как передавали, любил пошутить, когда был трезв. Но вся беда в том, что трезвым-то я его никогда не видел.
Кто из нас не помнит речей Антикайнена! Они заставляли ненавидеть врага, сжимать кулаки, стискивать зубы.
Он заставлял нас плакать о погибших товарищах и с восторгом итти в бой, чтобы воздать врагам по заслугам. А заслужили они все-таки в тысячу раз больше, чем мы им заплатили.
Но когда я начинаю вспоминать, как они расстреливали всех раненых таммерфорсского госпиталя, как они обращались с пленными красногвардейцами, когда я вспомню то, что они делают сейчас, я начинаю волноваться. А мой рассказ требует полного спокойствия.
В прошлом году я ел кашу, сваренную Антикайненом. Он был начальником заставы у станции Горской, когда мы стояли против взбунтовавшегося Кронштадта. Мы уходили в дозоры, и он оставался в избе совершенно один. Не мог же он отрывать от дела человека, чтобы тот был кашеваром. Вот он, комрот, сам и варил своим красноармейцам кашу.
Да, я отлично знал Антикайнена, а что нашему командиру было всего лишь двадцать три года, это нас тогда не смущало: большинство из нас было моложе.
И только хмурый, широкий Карьялайнен, комрот 2, да комрот 1, голубоглазый, весь подобранный Хейконен, рабочий-мраморщик, организатор красногвардейского отряда гранитников-мраморщиков, имели от роду по двадцати восьми лет.