— Карельские свиньи, трусы!
Я спокойно беру его на мушку — и нет егеря.
Стрельба затихает. Неужели я еще жив? Неужели я даже не ранен?
И снова становится отчаянно тихо, и слышен далекий скрип чьих-то лыж.
И слышен еще около опушки взволнованный голос офицера.
Он пытается собрать свои силы.
Его ясный голос дребезжит в тишине ночи:
— Скоты! Их всего несколько человек. Приказываю остановиться.
Вдруг слышу оглушительный голос Аалто:
— Первая рота курсантов Интервоеншколы остается в деревне. Вторая рота через пять минут выступает. Третьей оставаться в боевой готовности!
Сердце мое бьет в грудь, оно сжимается где-то совсем около горла.
Молодец Аалто! Он всегда найдет, что оказать.
Итак, каждая наша рота равна двум курсантам.
Я бегу вперед, и на всем бегу правая лыжа натыкается на что-то мягкое.
Я валюсь в снег. Вылетаю с разбегу из валенок.
Пяточные ремни были закреплены слишком хорошо, и если бы я не вылетел из валенка босой ногой в снег, был бы обязательно вывих.
Лыжа моя сломана. Но я не унываю.
Я жив.
Неприятель потерпел поражение, и на выбор несколько сот пар отличнейших финских лыж.
Споткнулся я о тушу зарезанного барана.
Только теперь я замечаю своих ребят — они шатаются от усталости.
Одного нет.
Только теперь я замечаю, что вдоль по деревенской улице валяются туши зарезанного скота — бараны, овцы, коровы.
— Где Каллио? — спрашиваю я.
— Убит, — отвечает Аалто, — навылет, — и затем громко кричит:
— Командиры взводов и отделений, ко мне!
Скоро придут наши, нам бы только продержаться два часа.
Где-то, совсем уже далеко, слышна резкая команда офицера.
Ему, кажется, удалось собрать какую-то часть своих мясников.
— Я думаю, что сейчас они сюда обратно не сунутся.
— Хорошо бы так, — отвечаю я.
И мы все занимаем места, где нас не видно, но мы видим всю улицу и деревенские зады. Тут я замечаю, что на мне нет шлема и полушубка, и мне делается холодно.
Волосы на голове уже смерзлись.
Я вхожу в избу.
Пол от взрыва раскорежен.
Здесь полушубков хватит. И ружей тоже. Ружья все германского образца.
Патроны в синих бумажных обертках фабрики Рихимяки...
Все в порядке.
Я надеваю полушубок и шапку и выхожу на мороз.
Через три часа пришел наш батальон. И мы заснули мертвецким сном.
Разбудил меня Аалто. Он долго тормошил меня за плечо.
— Возьми обратно свои часы, — сказал он, — и всунул мне их в руку.
Они стояли: Аалто забыл их завести.
Утром мы получили выговор за то, что, будучи в разведке, вступили в бой с неприятелем, и благодарность за то, что, имея в своем составе шесть человек, выбили из села часть противника в триста приблизительно штыков.