Надя переключила объективы, и на экране показалась шероховатая поверхность с кратерами, горными пиками — ну точь-в-точь как в телескопе, когда смотришь на Луну.
Но что это? Мертвая планета ожила, вспучилась, побежали трещины, как при землетрясении, выросли новые горы, и вдруг огромный кусок ее поверхности рухнул вниз.
На экране промелькнула тень, глухой удар, как дальний пушечный выстрел, разорвал напряженную тишину.
Надя вздрогнула, зажмурилась, боясь, что аппарат погиб под сырым тестом цементной лепешки, но вспомнила о прозрачном конусе сверху — защита надежная — и вновь открыла глаза.
Аппарат работал, показывая стенку формы с остатками упавшей массы. На этом месте потолка почти не было.
Вот еще удар, точно взрыв, потряс стальную форму. Потом второй, третий. Шлепались на звонкий пол тяжелые лепешки.
Экран потемнел. Надя решила, что упало напряжение в сети.
— Алеша, посмотрите, что на щите.
Но Алексей не отвечал. Сжав кулаки, он стоял возле стальной стены и вслушивался в глухие взрывы. Как-то отец рассказал, что того дома в Ленинграде, где они раньше жили, больше нет, во время войны при ночном налете бомба пронизала его насквозь, под развалинами погибла мать Алексея. Красивая женщина с большими, как бы испуганными глазами, фотографию он показывал Наде. Может быть, сейчас Алексей и думал о страшной ленинградской ночи? А что должен испытывать сам инженер, когда рушится его мечта?
Надя искоса поглядывала на Александра Петровича, следившего за экраном, но лицо его было непроницаемо. Вероятно, в такие минуты он умел собирать всю свою волю, твердо сжимая кулаки, чтобы случайно не расслабиться.
Очень мало понимала Надя в физико-химической механике. Но она была экспериментатором и, хоть возилась не со строительными материалами, а с телевизионными камерами, чутьем догадывалась, что именно сегодняшние испытания могут определить всю дальнейшую работу Васильева.
Убедившись в неудаче, Васильев приказал раздвинуть форму, убрать сырую массу и спросил у Литовцева:
— Плохо схватывается. Возможно, слишком жидкий раствор?
Литовцев равнодушно пояснил:
— Сделано точно так, как указано в рецептуре.
— Но меня интересует ваше мнение…
— Я не могу позволить себе роскошь судить о науке, в которой не искушен. Вот приедет Пузырева…
Но Пузырева не ехала, несмотря на вторую телеграмму, подписанную начальником строительства.
— Кто еще работал с Дарковым? — томясь нетерпением, спрашивал Васильев.
— Мои лаборанты Алик и Эдик, кроме них — молодой инженер без степени, то есть «дии минорес» — младшие боги, — пожимая плечами, говорил Литовцев. — Еще одна лаборантка. Я ее мало знаю, но Пузырева что-то говорила о ее моральных качествах. Да разве им можно поручить серьезное дело!