- Мы были вместе целый год, до того дня, пока не приплыл тот корабль.
От этих воспоминаний Сафо нахмурилась, взяла ветвь из кучи растопки и бросила её в огонь.
- Мы видели корабль с пляжа. Когда мы, как обычно, пели на закате, то увидели корабль, приближающийся к острову откуда-то издалека, окрашенный в цвета заходящего солнца, - Сафо мельком усмехнулась и сразу погрустнела.
- Мы почти сразу забыли о нем. Корабли постоянно причаливали. Но утром, когда он пришвартовался, на мою деревню напали. Корабль принадлежал работорговцам. Те, кто не спасся, были уведены в плен. Меня приняли за мертвую. Её забрали. По крайней мере, я думаю, что её забрали, потому что я так и не нашла её тела… живую или мертвую.
Габриель села и посмотрела на поэтессу.
- Ты была ранена?
Сафо кивнула.
- Я была ранена очень тяжело, но, как видишь, выжила. Деревня была почти уничтожена. Я провела несколько лет, помогая отстроить собственный дом - и ждала, надеясь, что она сбежит и вернётся.
Сафо подбросила ветвей в костёр.
- Но она так и не вернулась. Наконец, я решила покинуть деревню и начать искать её. Я собиралась петь в тавернах, чтобы заработать себе на хлеб, возможно, как это делаешь ты, Габриель. Я шла туда, где, как думала, могла оказаться она. Не было ни одного города, деревни или просто придорожного трактира, где бы я не побывала в её поисках. Я странствовала много лет и не нашла ни весточки о ней. За это время я стала знаменитой - вот и всё.
Габриель посмотрела на Сафо так, как будто увидела её впервые. С самого детства Габриель мечтала стать знаменитым бардом. А теперь перед ней сидела самая знаменитая поэтесса Греции, которой не было дело до славы и которая никогда не гналась за известностью.
- Тогда, получается, Афины - это конечная точка? - тихо спросила Габриель.
- Я не знаю, - горько ответила Сафо.
- Ты думаешь, что она… ушла? - осторожно спросила Габриель, неуверенная, готова ли Сафо принять это.
- Хочешь сказать… мертва? - так же тихо спросила Сафо, в упор глядя на сказительницу.
Серые глаза поэтессы светились из-под перепутанной гривы распущенных и заплетенных волос, словно прикованные к Габриель в надежде, что сказительница предложит другое объяснение. Сочувствие, выразившееся на лице Габриель, убедило поэтессу в том, что другого объяснения быть не могло.
Тогда Сафо не стала отвечать, но взяла в руки лиру и начала петь:
«Сказала ты давным-давно
Почти прощальные слова.
Все думают, что ты мертва;
И я лишь верю: всё равно
Жива».
«Мне много раз пришлось сказать
“Прощай”, и кровь уж холодна…