Хотя они всего лишь звук,
Слова, что скажу я, бессмертны
Сафо, примерно 625 г. до н.э.
«Защищенные покровом ночи и согретые жаром костра…»
Отблески костра танцевали на изящных чертах лица поэтессы, такие же языки пламени мерцали и в её серебристых глазах. Сафо, слушала певицу с вежливой внимательностью, но от Габриель, слушавшей и наблюдавшей не менее внимательно, не укрылось то, что стихи Каллиопы были далеки от учения Десятой Музы.
Габриель, будучи бардом, а не поэтессой, не имела никакого представления о том, как сделать так, чтобы стихи тронули чью-то душу, но она знала, как ткутся истории. Искусством был не сам рассказ, а его плетение. Наверное, это было справедливо и для поэзии. Габриель улыбнулась и прислонилась спиной к поваленному стволу дерева, который она так удачно провозгласила своей и Зены собственностью.
В надежде, что Зена возвращается, Габриель обежала взглядом весь лагерь. Ее взору открылся вечерний привал – небольшие костры под защитой деревьев образовывали круг. У них все еще сидели отдельные члены труппы, но большинство уже собралось в центре лагеря послушать Сафо. Скорее всего, это была обычная картина - Сафо тратила своё время и делилась талантом с труппой, а та - жадно впитывала новые знания.
Габриель тоже жаждала внимания поэтессы, но пока что стеснялась открыться в том, что она - бард, стеснялась, хотя её просто подмывало сделать это, спросить у Сафо творческого совета. Так что Габриель просто наблюдала на расстоянии, по мере сил запоминая услышанное. Когда придёт время, она обязательно поговорит с Сафо; может быть, даже расскажет одну из своих историй. Может быть. Габриель ещё раз поискала взглядом Зену.
Сафо сделала очередной медленный глоток из кубка, наслаждаясь вкусом, но ещё больше – отрешенностью и нечувствительностью к боли, которые – она точно знала – вскоре последуют. Чем ближе к Афинам, тем больше ей приходилось пить, чтобы заглушить боль. Скоро она столкнётся с тем, что все её спутники, возможно, были правы. Все эти годы путешествий - зазря. Всё, что она писала и пела, было лишь словами, брошенными на ветер, который разнёс её имя, вместо того, чтобы призвать её единственную любовь.
“Что же мне делать после Афин?” – тоскливо подумала поэтесса, делая ещё глоток благословенного вина.
Слух Сафо был настроен на ритм и слова, звучавшие из уст Каллиопы, но взгляд поэтессы то и дело возвращался к Габриель. Сафо хотела позвать девушку ближе к остальным, но потом поняла, что место, которое выбрали бард и воительница, было хорошо просматриваемым. Это и, конечно, вино подняло настроение поэтессы. Она намеревалась ночью понаблюдать за ними. Они заинтриговали и очаровали её. Эти двое возбудили её любопытство сверх всякой меры. Они были невероятной загадкой для поэтессы, и она собиралась её разгадать.